Красногрудая птица снегирь

Алеше надоело расчерчивать двор, и он взялся нагребать снег на санки. Поглядывая на внука, Антонина Леонтьевна с огромным облегчением подумала, что уж теперь-то, когда угроза переезда на другое отделение отпала, мальчик не лишится этого удобного, безопасного дворика, не лишится дома, в котором хватает и простора и покоя. Пожалуй, выслушав по телефону новости, она более всего обрадовалась за Алешу. Ее чувства к внуку были столь горячи и собственнически цепки, что порой она забывала, что у него есть мать.

Стукнула дверь парадного крыльца — дочь вернулась из техникума. Через сени прошла прямо во двор, к Алеше. Антонина Леонтьевна увидела ее и с удовольствием отметила, как хорошо сидит на ней цигейковая, свободного покроя шубка и как удачно сочетаются с черным мехом зеленая вязаная шапочка и такие же рукавички. Пока Алеша не замечал мать. Он усердно орудовал лопаткой. Но вот губы Иры зашевелились — она произнесла что-то; мальчик мгновенно обернулся и, бросив лопатку, белым, снежным комочком покатился навстречу матери. Ира протянула руки, присела. Алеша с разбегу бросился ей на шею и уткнулся красным, широконьким носом в ее воротник.

Оставив неоконченный раскрой на столе, Антонина Леонтьевна отправилась на кухню, разогревать обед. В сенях затопали Алешины ноги — быстро-быстро.

— А вот догоню! — послышался возглас Иры.

У дверей смех, возня. Потом дверь распахнулась — оживление и зимняя свежесть ворвались в тихую, теплую тишину прихожей.

Раздев сына и раздевшись сама, Ира вошла на кухню.

— Звонил папа, — сообщила Антонина Леонтьевна.

Ира схватила со сковороды ломтик жареного картофеля и, торопливо, с наслаждением жуя, спросила:

— Есть что-нибудь новенькое? Отделение ликвидируется?

— По всей вероятности… Папу назначают начальником депо на Крутоярск-второй.

— Да? — Ира произнесла это не то удивленно, не то разочарованно.

— Ты не рада? — спросила мать с той несмелой и тревожной пытливостью, с которой она всегда разговаривала с дочерью в последнее время.

Ира неопределенно пожала плечами. Ее оживление прошло. Присев возле кухонного шкафчика, она начала вынимать из него посуду. Когда Федора Гавриловича не было дома, обедали на кухне и пользовались расхожими тарелками.

— Папа спрашивал, подала ли ты заявление, — возобновила разговор Антонина Леонтьевна.

Ира ничего не сказала в ответ, лишь выжидательно покосилась на мать.

— Он торопит, — добавила Антонина Леонтьевна.

— Почему?

— Я же тебе сказала, что папу назначают начальником депо на Крутоярск-второй.

— И что же?

— Но ведь там  о н.

— Развод не заставит  е г о  уйти оттуда.

— Правильно. Но папа говорит, что недопустимо, когда секретарь парторганизации приходится зятем руководителю предприятия. Это называется семейственностью.

— Ну какая уж тут семейственность?

— Формально она налицо.

Они замолчали. Ира механически терла полотенцем все одну и ту же тарелку. После паузы произнесла в раздумье:

— И почему папа соглашается именно на эту должность?.. Разве у него нет выбора? У папы! У нашего папы? Ведь он же… он же не кто-нибудь!.. Не понимаю… Мама, ну почему бы ему не отказаться?

Мать не ответила. Лицо ее приняло выражение скорбной холодности. Она с преувеличенным усердием начала возиться за плитой, перемешивая на сковородках и беря пробу.

Ира приблизилась к ней:

— Мама, уедемте лучше отсюда… Я так надеялась, что отделение ликвидируется и мы уедем.

— А квартира? Где нам дадут такую квартиру?

— И не надо.

— Бросать такую квартиру! Папа и слушать не захочет.

— Мы его упросим.

— Боюсь, что уже поздно.

Ира опустила голову, покусывая губу, уставилась в пол.

— Я не понимаю, почему ты тянешь с заявлением? — мягко спросила Антонина Леонтьевна.

— Не могу. — Ира отвела за ухо скатившиеся вперед волосы. — Объявление в газете… Гласность… Суд… Все наружу!.. Не могу… Я не могу, мама!

Руки Антонины Леонтьевны задрожали. В ней все сжалось и заныло. Но она продолжала свои занятия у плиты и лишь произнесла тихо:

— Но ведь другого выхода нет?..

Ира чуть заметно закивала, отвечая скорее своим мыслям, чем словам матери.

После долгой паузы дочь спросила:

— А если  о н  не даст развода?

— Надо поговорить с ним.

— Я хотела просить тебя…

— Хорошо, я постараюсь, — произнесла Антонина Леонтьевна твердо и позвала внука к обеду.

Обычно за столом Алеша забрасывал взрослых самыми разнообразными и неожиданными вопросами. Сейчас он с азартом принялся выяснять, почему снега не было, не было, а сегодня его кругом полно, где живет ветер, кто делает птиц. Мать отвечала рассеянно и коротко. Бабушка же, наоборот, ухватывалась за его вопросы и пускалась в длинные, старательные объяснения. Но ее многословие, как и сдержанность матери, не нравилось мальчику. Бабушка говорила, словно озираясь по сторонам, и в конце концов у Алеши появилось такое чувство, как будто в доме прятался кто-то, а мать и бабушка знали об этом, но скрывали от него. Алеша насупился и замкнулся. Когда же мать уложила его, он, полный безотчетной тревоги, не выпускал ее руку до тех пор, пока не уснул.