Красногубая гостья

Она повиновалась и тотчас же мы стали спускаться вниз с быстротой падающих камней. Ветер путал мои волосы, и когда я опять пришел в себя, то увидел, что мы тихо летели над землей, касаясь стеблей высокой травы.

«Спусти меня здесь», сказал я. «Что за мысль летать! Я не птица!»

«Я думала доставить тебе этим удовольствие!», прошептала моя спутница. — «Мы ничего иного не делаем».

«Вы! — да, но кто вы?»

Никакого ответа.

«Ты не смеешь мне этого сказать?»

Жалобный звук, похожий на тот меланхолический тон, который разбудил меня в первую ночь, достиг моего слуха… и мы все летели низко над землей в сыроватом воздухе.

«О, спусти же меня на землю!», сказал я и на этот раз настойчивее. Она склонила голову как бы в знак повиновения и я стал на ноги. Она осталась стоять передо мной; и снова крестились ее руки. Как в первый раз, так и теперь мне чудилось в выражении ее глаз печальное прошлое. Я начал собираться мыслями и обдумывать свое исключительное положение.

«Где мы?» спросил я, так как не узнав местности, где мы находились.

«Далеко от твоего дома, но в одно мгновение мы можем быть там».

«Как?.. Я опять должен тебе довериться?»

«Я не делаю тебе ничего дурного!» — прошептала моя спутница и нежным, просительным тоном звучали эти слова. «Мы будем лишь вместе летать до рассвета. Повсюду, куда только поведет тебя твоя мысль, я смогу тебя унести, во все страны земли… Отдайся мне… и скажи только: “Возьми меня!”».

«Хорошо же! Возьми меня!»

Руки ее снова обвились вокруг меня; я потерял почву под ногами и мы снова начали свой полет.

VI

«Куда вести тебя?» — спросила моя спутница.

«Прямо, вперед!»

«Но, ведь, это лес!»

«Так полетим через него; только не так быстро».

Тотчас мы вихрем взлетели вверх, затем опять полетели в прямом направлении. Не было больше травы; повсюду верхушки высоких деревьев, которые, казалось, скользили под нашими ногами. Замечательная картина, смотреть сверху на этот лес, с бесчисленными, темными, тянувшимися к небу деревьями, сломанные верхушки которых освещала бледная луна, с его низкими курчавыми кустарниками, прильнувшими, казалось, к самой земле. — Мы пролетали порой над прогалинами и я изумлялся зубчатым теням, которые деревья бросали на пространства освещенные луной. — От времени до времени слышался жалобный крик зайца; а затем сильный, широко разносившийся среди тихой ночи, голос совы, перемешанный с каркающими и щелкающими воронами.

В воздухе чувствовался запах почек, грибов и сырой травы. Месяц лил на нас свои холодные лучи, а над нашими головами мерцая, блестели звезды. — Скоро лес исчез за нами. — Мы увидели широкую равнину, на которой виднелась серая линия тумана; это было русло реки. Мы летели вдоль берега, над травой и кустарниками, пригнувшимися от росы. Вода то сверкала голубым блеском, то бурлила глухо и громко. То там, то здесь носились над рекой клубы тумана. Водяные лилии разинули свои белые, неясные лепестки; как молодые женщины, не боявшиеся ни подслушивания, ни подсматривания, раскрыли они свои сокровища. Я хотел сорвать один цветок и уже почти коснулся водяного зеркала, как вдруг в тот самый момент, когда я хотел схватить цветок, какая-то противная жидкость брызнула мне в лицо.

VII

Я начинал привыкать к ощущению полета и даже находить в этом удовольствие. Кто видел во сне, как он летит, тот поймет меня.

Совершенно успокоившись, я занялся теперь рассматриванием удивительного существа, которому я был обязан ролью в этом невероятном приключении.

Это была молодая женщина, черты которой ничуть не напоминали русский тип. Ее фигура сероватая, полупрозрачная, с чуть явственными очертаниями напоминала те легкие, прозрачные фигурки на освещенных внутри алебастровых вазах, которые мы видим в каждом салоне. — И опять мне почудилось, как будто эти черты были мне не совсем чужими.

«Могу я с тобой говорить?» — спросил я.

«Говори!»

«Я вижу на твоем пальце кольцо? Ты жила на земле? Была ты замужем?»

Она не отвечала.

«Как ты зовешь себя? Или как зовут тебя?»

«Зови меня — Элли!»

«Элли? Это английское имя. Ты англичанка?.. Знала ты меня раньше?»

— «Нет».

«Зачем ты явилась мне?»

— «Я люблю тебя!»

«Ты счастлива?»

— «Да… витать, летать с тобой в свежем, свободном воздухе!..»

«Элли!» — воскликнул я вдруг. «Ты проклята? Или твоя душа осуждена на страдания?»

— «Я не понимаю тебя», — пробормотала она, опустив голову.

«Именем Бога заклинаю тебя…» — начал я опять. Она прерывисто прервала меня.

— «Что ты говоришь мне», — воскликнула она. — «Я не знаю, что ты хочешь сказать». — Мне казалось, что холодная рука, которой она поддерживала меня, слегка задрожала.

«Не бойся!» продолжала она. — «Не бойся, мой друг». — Ее лицо склонилось к моему. На своих губах я почувствовал особенное ощущение, как будто укол сухого жала… как бы прикосновение еще не присосавшейся пиявки.

VIII