Это было неожиданное признание для милой незнакомки. Даже в университете и на практике никто не был в курсе моих планов на светлое будущее. Но Софи творила что-то невероятное. Она будто заставила меня полностью открыться, хотя, вполне возможно, что я чувствовал свою вину за испорченные букеты, и как бы извинялся перед ней, говоря только правду.
– Значит, вы – будущий писатель? – спокойным тоном продолжала она, – это прекрасно!
Она собрала последние осколки вазы в мешочек, встала и спросила:
– Что ж, как будущий кумир миллионов собирается расплачиваться за этот бардак?
Наваждение резко покинуло меня, мне вдруг стало дико неудобно.
– Боже, Софи, я не знаю, как вам об этом сказать, но…
– У вас нет денег? – попыталась продолжить она.
А её спокойствие заставляло меня нервничать ещё больше.
– Нет, деньги есть. Но я должен купить у вас букет.
– Вы купили уже три букета, – улыбнулась девушка.
– Позвольте только объяснить. У меня на работе…
И вот я стою в самой красивой цветочной лавке, в которой я только был, передо мной милейшая девушка, а я несу тот самый бред, над которым потешался буквально полчаса назад. Там было всё – и дружественный коллектив, и сотрудница-куряга, про день рождения которой все забыли, и, в конечном счёте, что я обязательно должен был вернуться в издательство с букетом.
– Я пойму, если вы откажите, ведь я должен вам деньги еще за три букета, которые испортил…
– Знаете, я уверена, что в параллельной вселенной семья кустарниковых роз заплатила за букеты испорченных людей, – как-то загадочно заключила Софи.
– Видимо цветы порядочнее нас. Меня, – улыбнулся я.
Софи улыбнулась в ответ. Она взяла из моей руки несколько скомканных бумажек, аккуратно расправила их, подошла к кассе и пробила для меня небольшой, но довольно симпатичный букет оранжевых как закатное небо астр. В тот день я в первый раз опоздал, и сотрудники «Доброго утра» пили холодный кофе.
Следующие две недели моей практики были одновременно радостными и мучительными, будто я выздоравливал от лихорадки. Я с нетерпением ждал 11:30, чтобы пойти за кофе. Вот так моя жизнь замкнулась в ожидании половины двенадцатого на часах. Каждый день по ночам я видел во сне девушку с волосами цветом ранней осени, с глазами, залитыми красками закатного неба. Каждый день я вставал, думая о том, что увижу Софи днём, когда пойду за напитками, а вечером, ложась в кровать, опять надеялся увидеть её во сне.
В 11:30 утра я выбегал из Издательства, забегал в кофейню, делал заказ, а после всегда заходил в цветочную лавку. Софи ни разу не выходила ко мне. Не знаю, почему. Может, были вовсе и не её смены. Все эти две недели я раз в несколько дней оставлял на прилавке деньги за часть испорченных мною цветов и записку. И все я помню наизусть.