Красные бокалы. Булат Окуджава и другие

Высказанное в этой декларации отношение Андрея к Горбачёву я с грехом пополам еще мог бы понять.

Я не меньше, чем он, ценил (и ценю) все, что сделал М. С. Горбачёв для страны и мира. Я тоже считал (и считаю) его фигурой исторической. Именно ему мы в первую очередь обязаны тем, что наконец-то рухнула, развалилась ненавистная нам окаянная, насквозь прогнившая, тупая советская система.

Но Горбачёв в какой-то момент стал тормозом на пути им самим развязанных перемен. И именно Ельцин, как к нему ни относись, сделал следующий шаг. Именно он – и призванный им для этого и до поры поддерживаемый им Гайдар – сделали все, что было в их силах, чтобы довершить то, на что Горбачёв оказался не способен: похоронить экономику сталинско-брежневского социализма, сменив ее другой, хоть и уродливой, но все-таки тяготеющей к рынку формой собственности.

Мне казалось, что Андрей не мог этого не видеть, не понимать. И всему этому не сочувствовать. Ведь совсем недавно – буквально только что – он так позиционировал себя и свои политические взгляды:

...

В диссидентском движении (в особенности на эмигрантской почве) в последнее время происходит очевидный раскол. Это раскол на два крыла или направления, которые условно можно обозначить как авторитарно-националистическое крыло, во-первых, и либерально-демократическое, во-вторых. <…> Сам я принадлежу к либерально-демократическому крылу. Не потому, что я верю в скорую победу свободы и демократии в России. Напротив, в такую победу я совсем не верю. Во всяком случае, я не вижу такой перспективы в ближайшем, обозримом будущем. Но в условиях советского деспотизма русскому интеллигенту подобает, на мой взгляд, быть либералом и демократом… Пускай, допустим, у демократии как социально-государственного устройства нет никакого будущего в России. Все равно наше призвание – оставаться сторонниками свободы.

(Абрам Терц. Путешествие на Черную речку. М., 1999)

И вдруг – такое:

...

Коммунистическая доктрина мне так же чужда, как тридцать лет назад… Но товарищ Ельцин мне не менее отвратителен, и я убежден, что для России сегодня это еще большее зло, чем нынешние коммунисты.

(Там же)

Такой поворот на сто восемьдесят градусов, казалось, должен был вызвать у меня недоумение. И так, наверно, оно бы и было, если бы тремя годами раньше он не выступил – в паре с Максимовым – с публичным заявлением против Ельцина, разогнавшего коммунистический Верховный Совет и силой подавившего попытку очередного коммуно-фашистского реванша.

После этого Андрей уже ничем не мог меня удивить.

А вот документ, написанный (во всяком случае – подписанный) им совместно с Владимиром Максимовым, не то что удивил, а прямо-таки изумил меня. Можно даже сказать – потряс.

Но об этом мне еще предстоит рассказать. А сейчас пришло время свести вас с еще одним персонажем этого моего причудливого повествования.

Часть четвертая

Может, и не станешь победителем,

но зато умрешь, как человек.

Булат Окуджава

В 90-м или 91-м позвонил мне приехавший из Парижа в Москву Володя Максимов

Вводить в повествование нового героя вообще-то полагается не так.

Лучше, наверно, было бы начать с рассказа о том, как и когда мы с ним познакомились; может быть, даже попытаться набросать его портрет.

Последнее тут было бы особенно уместно, и соблазн хоть попробовать был велик: уж больно колоритная была фигура. Но для этого мне не хватало изобразительных средств, так что нечего было даже и пытаться. Однако и отказываться от этого я не хотел. И вдруг вспомнил, что такой портрет уже нарисован, и нарисован мастерски, и тут же, не раздумывая, решил вставить его в свой текст.

...