Красные бокалы. Булат Окуджава и другие

Без разрешающего клейма Главлита в СССР не могла быть отпечатана типографским способом ни одна, даже самая ничтожная – и по размеру, и по смыслу – бумажка. И многие поколения советских людей даже и помыслить не могли, что может быть иначе. Виза Главлита, магическое слово «залитовано», было для нас таким же непременным и неизменным условием нашего существования, как то, что граница нашего государства всегда «на замке» и пересечь ее могут лишь немногие счастливцы.

В начале 90-х Михаил Александрович стал одним из авторов российских законов «О печати и других средствах массовой информации» (1990), «О средствах массовой информации» (1991), «Об издательском деле» (1991). В том, что законы эти должны быть существенно мягче тех, которые действовали в Советском Союзе, не было сомнений ни у одного из соавторов Михаила Александровича: для того ведь они все это и затеяли. Но мысль, что цензуру, вот эту самую обязательную визу Главлита, можно просто-напросто взять и отменить, пришла в голову только ему. И, когда он высказал ее вслух, соавторы просто подняли его на смех: «Ишь чего захотел! Да мыслимое ли это дело! Да нешто это возможно!»

Оказалось, что возможно.

Тогда же, в начале 90-х, Михаил Александрович стал министром. Департамент, который он возглавил, назывался Министерством печати и информации России.

Но долго на этой министерской должности он не удержался: назначение получил в декабре 1992-го, а в конце августа 1993-го – не прошло и года – уже подал в отставку. Сделал он это в знак протеста против попытки, предпринятой тогдашним Верховным Советом, взять под свой контроль телевидение: для этой цели был учрежден Федеральный наблюдательный совет. В противовес ему тогдашний президент России создал свой Федеральный информационный центр, управляющий всеми местными государственными телекомпаниями. Федотов не пожелал принимать участие в этом противостоянии двух властных структур, предпочел отставку.

Он называл себя «глубоко беспартийным человеком» и действительно не вступил ни в одну из существовавших тогда в России политических партий. Был, правда, короткий период, когда он входил в состав федерального совета партии «Союз правых сил». Но демонстративно из этой партии вышел, когда ее руководство отказалось поддержать Ирину Хакамаду в ее намерении выдвинуть свою кандидатуру на предстоящих выборах президента.

В сентябре 1993 года Михаил Александрович был назначен постоянным представителем России при ЮНЕСКО в Париже. В декабре следующего года ему был присвоен ранг чрезвычайного и полномочного посла. Это была давно уже применявшаяся в таких случаях почетная ссылка. В связи с этим своим назначением Михаил Александрович дал интервью, которое появилось в печати под таким недвусмысленным заголовком: «Меня послали, я посол».

На этом послужной список Михаила Александровича Федотова не кончается, но перечислять все государственные должности, которые ему случалось занимать, я не стану. Упомяну только еще одну, поскольку именно она неожиданно всплыла в заключительной строке посвященного ему Булатова стихотворения.

Это была должность представителя президента Российской Федерации в Конституционном суде. Судебные заседания, в которых он принимал участие, были посвящены законности роспуска КПСС в 1991 году, по делу о роспуске оргкомитета Фронта национального спасения, а также по делу о введении Съездом народных депутатов РФ наблюдательных советов на государственном телерадиовещании.

Сама его должность предполагала, что по всем этим вопросам он будет защищать и отстаивать позицию президента, что, разумеется, ни в малой степени не противоречило его собственным убеждениям.

Ни в малой степени это не противоречило и тогдашним политическим предпочтениям Булата. И ельцинский закон о роспуске КПСС, и ельцинский закон, защищающий от «верховников» свободу слова, он и сам готов был поддержать. Так что ничего осудительного в исполнении Михаилом Александровичем этой его должности в Конституционном суде он, конечно, не видел и видеть не мог. Мог даже, не кривя душой, считать, что там, в этих заседаниях Конституционного суда, его дружок Миша Федотов представлял и отстаивал не только президентскую, ельцинскую, но и его, Булата, точку зрения.

И – тем не менее:

Лучше в Париже ютиться на крыше.

Что еще слаще? Что еще выше?

Лучше в парижском этом гнезде,

а не в Консти-

туционном

суде.

Смысл этого дружеского совета прост и однозначен: подальше, подальше, дорогой Миша, надо тебе держаться от коридоров власти. Не огорчаться, что тебя «послали», а радоваться. Уходи в частную жизнь: «Маша и дети. Семья как семья… Что еще слаще? Что еще выше?..»