Красные дни. Роман-хроника в 2 книгах. Книга 2

Еще рано успокаиваться, надо выручать неудачливого начдива Волынского...

— Правда ли, что Миронов разбит и будто бы повстанческая дивизия Махно предательски ударила по его тылам? Тут у нас все с ног сбились, целые сутки не было связи!..

— Какая чушь, господи прости! Я привезла докладную Миронова, ничего подобного там не было и не могло быть. Я только что из дивизии Махно! Впрочем, самого батьку не пришлось видеть, командует пока его помощник Каретник, — Старикова, «бой-баба» из политотдела армии, смотрела на штабных девиц, не нюхавших пороха, почти с презрением. Опять они муссируют всякие небылицы про Миронова, про измену во 2-й Конной, им хочется «остренького», «небывалого», «душещипательного» и обязательно с кровицей, чтобы рассказывать с придыханием и восторгом! Черти из благородного салона!

Армия Миронова отбивается с большими потерями, скрывать нечего, но у нее, Стариковой, была цель отнюдь не штабная, в стратегию ей незачем влазить, она инструктор политотдела, а к Махно ездила вообще едва ли не по собственной инициативе. Надо было развязать кое-какие узлы прошлого, выяснить подробности расправы над коммунистами в штабе махновской армия в декабре прошлого года, когда армия состояла в союзе с красными против Деникина. Между прочим, как роз в тот момент, в ночь «святого Варфоломея», Аврам Гуманист был там, на политической работе, но как-то уцелел, спасся, увильнул из-под неусыпных глаз Левы Задова и Мишки Левчика, садистов и гадов, и до сих пор молчит, как воды в рот набрал... Руки у него дрожат, глаза бегают, как у мелкого жулика, но рассказать членораздельно ничего не может. Пришлось ехать к махновцам, но там разве что узнаешь?

Штабные девушки липли к Таисии Ивановне, искали сенсационных сведений, но ей-то было не до них, спешила сразу в отдел, к самому начальнику со странной фамилией Попок...

Вообще говоря, вся эта история прошлогодняя почти не прояснилась, надо было через начальника нажимать на Аврама, пусть наконец все расскажет и объяснит!

Махно, он ведь никогда не входил в блок с белогвардейцами. Воевал все больше на два фронта либо примыкал к нашим силам. В конце восемнадцатого года громил петлюровцев под Екатеринославом, и большевики даже назначали его главкомом района. В январе девятнадцатого, например, силы махновской армии доходили до 30 тысяч штыков и сабель, и он воевал с Деникиным в составе 7-й Украинской советской дивизии. Потом дело осложнилось. Анархическая конфедерация «Набат» направила к Махно своих эмиссаров Иосифа Гутмана, Макса Черного и Аршинова-Марина, которые и убедили Нестора Ивановича, что пора переходить к безвластию... На помощь им явился из центра анархист Волин-Эйхенбаум, именно тогда Махно ушел с поста комбрига Красной Армии. А дальше начался бунт, расстрелы. Мишка Левчик, начальник махновской контрразведки, в одну ночь расстрелял начдива Полонского с женой и коммунистов штаба Азарова, Семенченко, Вайнера и Бродского. Гуманиста почему-то пощадили...

Некий «крючок» Старикова все же нашла в махновском штабе и, бережно храня его от посторонних, везла с собою. Дело в том, что Аврам, оказывается, был в бандитском застенке вместе с другими арестованными, а потом почему-то его выпустили на свободу. Именно, не «сумел бежать», не «скрылся в момент арестов», а вышел из тюремных ворот целым и невредимым! Это было новостью, и не только для одной Стариковой.

Ко времени прихода Стариковой в политотдел Яков Александрович Попок завершал беседу с красноармейцем Родиным по поводу доставленного им письма от барона Врангеля. Присутствовал на беседе также член РВС Полуян. Боец Родин, напуганный и смятый неожиданным расследованием пустого, по его понятиям, дела, сидел в углу на табуретке с потными и взъерошенными волосами, наморщив лоб, и тупо смотрел на ярко освещенный стол. Перед начальником политотдела горела большая керосиновая лампа-молния. За окнами было черно.

Яков Александрович просил бойца вспомнить дополнительные подробности момента, когда ему вручали буханку хлеба с письмом барона, но боец Родин ничего не мог вспомнить. Спросили там его, из какой армии, когда попал в плен, хочет ли домой, к полчанам, и попросили передать каравай в руки большим командирам, и все...

— «К полчанам» — это было сказано дословно? Или ты сейчас обмолвился? — подался к нему плечами Дмитрий Полуян.

— Сказали, офицерья... Точно, — кивнул Родин.

— Значит, из казачьей контрразведки дело вышло, — сказал Полуян, напряженно глядя на политотдельца. — Словцо-то чисто донское: полчане, полчанин...

— Ну, тем более, — согласился Яков Александрович. — Дельце-то не столь уж безобидное, как может представляться на первый взгляд!

— Черт его знает, на моей памяти это уже второй случай: генерал Краснов тоже... знаете, пытался заговаривать... на эту тему, — Дмитрий Полуян говорил полунамеками исключительно по той причине, что боец Родин не должен был знать или слышать этих прошлых подробностей.