Красные финны

Встречались в этой массе и люди в одежде моряка, с широчайшими почти до метра штанинами. Но это были не те балтийцы, которые беззаветным служением революции покрыли себя неувядаемой славой. Те пали в боях за власть Советов, были мобилизованы в органы власти, партийные организации, РККА, ВЧК, милицию. Взамен их на корабли и форты пришли случайные люди, часто спасавшиеся от мобилизации в РККА номинальной службой на флоте. Проникали туда и агенты врага, в особенности эсеры, разного рода обломки «антоновщины». С гордостью, добрым чувством в адрес петроградских трудящихся, могу заявить: ни разу агентам врага не удавалось спровоцировать столкновений между органами власти и трудящимися города!

Меры принимали и органы власти и войсковое командование. Ледокол «Ермак» по нескольку раз в сутки разламывал лед на Неве, мосты разводились на всю ночь и улицы города опутывались паутиной полевых телефонных линий.

Курсанты многочисленными колоннами, с оркестром и боевым снаряжением маршировали по улицам огромного города, чтобы духовно поддержать тех, которые нуждались в нашей поддержке и искали ее, и предупредить врагов: «Не балуй!» Близко к стенам домов в «буржуазных кварталах» — Невский проспект, Каменноостровский, Миллионная, Французская набережная и другие, — не подходили. Там, из верхних этажей, на наши головы нередко бросали кирпичи, утюги, ночные горшки…

Ночи в большей части проводили в здании Советов, партийных органов, банков и узлов связи, чтобы обеспечить их сохранность.

Много было дано нашей школе, и она ответила должным пониманием обстановки. Много в эти дни делал Густав Ровио, чтобы курсанты правильно понимали события. Много поработало партийное бюро школы, Тойво Антикайнен. Хватало забот и нам, ротным партийным организаторам, да и всем курсантам…

Да, наша школа не знала колебаний. Не знала она и равнодушных. Не раз возникал тревожный и тягостный вопрос: «Неужели врагам удастся спровоцировать столкновения между нами и этими массами людей, в среде которой были и обманутые, голодные и выбитые из колеи трудностями великого перелома?»

Возникали тихие и грустные беседы:

— На Большом опять много народу. Митингуют…

— Известно — спекулянты.

— И они тоже. Но не только… много очень женщин… голодные они и уставшие…

Хотя бы на фронт, какой ни есть захудалый!

Однажды ночью, в темноте — света в городе не было — подняли нас, десяток курсантов-коммунистов и вывели в коридор. Там уже стояло столько же курсантов от второй роты и, как и мы, с винтовками, патронами, гранатами, лопатами. Словом, в полной боевой. Одного из них назначили старшим. Меня — заместителем. Приказ краткий и для исполнения ясный: «Бегом в восьмую пехотную».

Бежим по темному городу. Путь немалый — на Петроградскую. Там нас уже ждали, и новый приказ — тоже ясный: «Бегом в артиллерийскую». Знаем: возле Финляндского. Тоже порядочное расстояние. Там нас ждал уже вовсе короткий приказ: «В теплушку, бегом!»

Заходим. Нары есть, света нет, печки нет. На полу — снег. Какой только идиот назвал этот холодильник теплушкой!

Тут же заскрипела задвижка. Видно, замок навесили. Перевозка войск под замком в те годы была не в диковинку. Никто не обижался. Ребята шутили:

— Замок, чтобы нас бабы не выкрали. Лютые стали. Им наплевать, что мы казенное имущество…

Поезд пошел сразу, но вскоре остановился в лесу, на перегоне. В теплушку вошел незнакомый военный с фонарем. По звездочке видно — политрук. Молодой еще и не очень-то языкастый.

— Насчет замка я, чтобы не обижались… Не от вас навешали. От несознательных элементов…

Улыбаются наши: «Валяй, валяй!»

Издали начал. Не миновал Ллойд Джорджа, коснулся Пилсудского и стал говорить о голоде. Видно, надолго это. Невежливо оборвали:

— Куда нас везете и для чего?

— Скажу в конце моей речи…

— Тогда, товарищ политрук, начинайте с конца!

— Можно и с конца. Речь потом доскажу. Один небольшой фортик забуянил. Не слушается. Надо его напугать нашими пушками…

— А флот как? Как крепость?

— Что флот? Что крепость? Там — порядок! Я ж вам толкую: фортик один. Самый ерундовый, малюсенький. Видимость одна…

— Почему же флот этот фортик не пугнул? Там и пушки не в пример нашим, и под боком!

— Я вам сказал, как у меня записано. А вы думайте, как хотите.

Ушел. Речь держать не стал и замка не навесил.

Думали мы, думали и решили: восстал флот и восстала крепость.

Учел господь бог наши пожелания. Уважил, нечего сказать! Но кто ж у него такого фронта просил?

Хлесткой руганью и едкой шуткой солдат глушит боль и горе. А мы были солдатами…

Выгрузились в лесу, на перегоне. Орудия, передки и зарядные ящики выкатили на руках. Кони сами смело выпрыгивали в снег — колея была узкой, вагончики низенькие.