– Брось, Настюха, мы же старые знакомые, – махнул рукой Зарецкий. – Слушай, может, ты мне автомат поставишь? – спросил он вдруг с набитым ртом.
– Это еще с какой радости?! – возмутилась я. Едва даже кофе не подавилась.
– Тогда никто не узнает о твоей грешной связи с немцем.
– Что-о-о? – протянула я, чувствуя, как наливается тяжестью рука – так захотелось стукнуть этого гаденыша.
– Ну, вы же знаете, Анастасия Недоумовна, что домыслы, слухи и сплетни буквально окружают всех нас. Кстати, паста просто класс, хочешь? – Зарецкий протянул мне через весь стол вилку, на которую подцепил спагетти. Я поморщилась, но ничего не сказала.
– Ну Настенька, попробуй, – тыкал мне едва ли не в лицо вилкой этот идиот.
– Не хочу, Ярочка, – в тон ему отозвалась я, хотела было сказать, чтобы он отстал от меня и, вообще, вел себя культурно, но не успела.
– Здравствуйте, Анастасия Владимировна, – раздалось около нашего столика.
Мы с Ярославом одновременно повернули головы и увидели двух девушек и двух парней, которые, по всей видимости, только зашли на веранду и направлялись к одному из столиков. Лица их были очень знакомы, и я с ужасом поняла, что это – мои студенты. Более того – сокурсники побледневшего Зарецкого, который так и удерживал в воздухе вилку. Та самая девушка с красными косами, Митяй, парень с восточными глазами, и девица, заявившая, что у меня на лекциях можно спать на галерке.
– Здравствуйте, – голосом, в котором собрался весь холод Арктики, сказала я. Господи, как так-то?..
– Привет, Яр, – улыбнулись Зарецкому девушки, а парни по очереди протянули руки для рукопожатия.
Все четверо были крайне удивлены. Девушки в недоумении смотрели на меня, словно не веря, а Митяй многозначительно и весело поглядывал на Ярослава, едва сдерживая смех.
Я почувствовала себя крайне неуютно. Наверняка они все поняли совершенно неправильно.
– А мы тут зашли посидеть, – сказал один из моих студентов, пытаясь сгладить неловкость. – И вас увидели. Подошли поздороваться.
Яр нехотя обменялся с ними парой слов, и они ушли за свой столик в противоположном углу веранды, подозрительно часто оборачиваясь и шепчась.
Я залпом допила свой остывший кофе.
– *
– Что ты там говорил о домыслах и слухах? – спросила я делано весело. И он со злобой на меня уставился:
– Не дай бог по универу пойдет слух, что я встречаюсь с преподом, тогда…
– Тогда что? – спросила я. – Будешь плакать? Или Полина плакать начнет?
– Не трогай Полину.
И я поняла, что попала в точку. Неужели она ему так дорога, эта юная стервочка?
– Не трогаю, – пожала я плечами. – Вы встречаетесь? Она учится вместе с тобой? Лицо очень знакомо.
– Память, как у утки. Мы с ней вместе учились в школе.
– Постой-ка, это Полина Маслова? – помнила я фамилию той странной забитой девчонки. – А она сильно изменилась. У нее точно нет раздвоения личности или чего-то там такого?
Его телефон, лежащий на столе, завибрировал, и Яр, не ответив мне, схватился за него – не иначе как ждал, что его милая напишет.
– *Запрещено цензурой*, – повторил он, прочитав сообщение.
– Как некрасиво, Зарецкий. Ты же рядом с преподавателем.
Он откровенно зло на меня глянул.
– Что там? – полюбопытствовала я.
– Один из этих альтернативно одаренных написал мне и спросил… – Зарецкий трагично замолчал.
– Что спросил-то?
– Как я тебя подцепил.
– Что-о-о? – нахмурилась я. – Ты – меня? Почему не наоборот?
– Ты странная. Как может быть наоборот? – искренне удивился Зарецкий. Мне захотелось дать ему в лоб. Желательно ногой.
На какое-то время мы замолчали. Я молча смотрела на темную воду, а Зарецкий ел. Наверное, мне стоило уйти, но что-то – мне и самой сложно было понять, что – останавливало меня.
Может быть, это была судьба?
Но я всегда верила лишь в себя.
Играла музыка – кажется, легкий джаз, искрила огнями река, от которой все больше тянуло осенним холодом, и я зябко куталась в плед, захотев горячий шоколад, который и заказала. Тягучий, как мед, обжигающий, с горчинкой, он как нельзя лучше подходил этому вечеру.
– Вроде и неплохой вечерок, – потянулся как кот сытый Ярослав.
– Слушай, ты – просто уникум – стоит тебе вкусно поесть, и ты забываешь обо всех проблемах, – заметила я, помешивая шоколад в белоснежной чашечке.
– А ты о них никогда не забываешь, Настенька. Поэтому ты всегда в напряжении. А от этого и морщины появиться могут, сечешь?
– Тебя бы высечь, клоун доморощенный.
Розгами и кнутами. И в угол на горох.
«В одних трусах», – добавил ехидный голосок внутри меня.
– Вообще-то вы мой педагог. Это непедагогично – обзывать своего студента.
– Хватит кривляться, ты не ребенок, Злорадский.
– Видимо, ребенок вы, Анастасия Волдемортовна, раз коверкаете фамилию студента, – не остался Яр в долгу.
– Бог сарказма.
– Богиня мудрости.
– Ты. Меня. Достал.
От дальнейшей расправы его спасло появление хорошо знакомых мне людей.
– Добрый вечер, Настенька, – раздался гулкий мужской голос.