Красные камни

А я смотрю с танковой башни — вдоль этого края вытянулись строем, десяток или больше, тяжелые, на Т-72 похожи, но не они (марку вспомнил, ИС-11, так не было вроде такой). И наши, русские ребята за рычагами, ждут моего приказа. А мне тоже ясно все — если там эти черножопые на Аню накинутся, бей пулеметами (на каждой машине по КПВТ и три обычного калибра) и жми на газ, ну а кто заглохнет или приказ не выполнит, я с того после шкуру спущу! И плевать, что после будет — мне Анина жизнь своей дороже, а уж тем более, всей многотысячной оравы этой голодрани, я вам сейчас такой тяньаньмень устрою, ваш аллах или кто там еще задолбается врата перед душами сдохших грешников открывать!

А толпа вдруг смолкает, опускается на колени. И расступается перед Аней, освобождая проход. И идет она ко мне, под крики "святая". А я приказываю по рации, башни повернуть на тридцать градусов, моя машина и кто от меня справа, вправо, а кто от меня слева, влево, это на случай если толпа снова взбесится, Аню огнем не задеть, а лишь отсекать, кто сбоку. Вот уже близко она идет — и тут какой-то бородатый моджахед вскакивает и на нее с ножом, затем и вся толпа поднимается как море. И я ору — бей, заводи, вперед, ну будут сейчас трупы штабелями и кишки на гусеницах, молитесь своему богу, уроды.

Тут меня в бок толкают — Валя, Валечка, что с тобой? И я просыпаюсь, и вижу лицо Маши. А я ее Аней успел назвать — только сцены ревности мне сейчас не хватало. И сон досмотреть не успел — из того, оставленного нами мира (так вроде, не было там танков ИС-11), или будущее мира этого, или еще какая-то параллельная реальность, после случившегося с нами во что угодно поверишь. Страна на Афган похожа, но не он, гор не видно нигде. И морды скорее арабские, черных и желтых не заметил.

— Валечка — Маша на меня смотрит, и слезы у нее в глазах — Валя, Валя…

Ну не надо — "ты другую любишь, не меня". Она другому отдана и верна ему навек. Ну а мне — что делать, я такой какой есть, если хочешь и можешь — прими. Только давай объяснения на после отложим, как в Москву вернемся — а то тут зреет что-то нехорошее, вот пятой точкой чувствую, завтра до драки дойдет. А ты не обучена совсем — это Юрке хорошо, римлянка с ним в слаженной боевой паре работать может, когда и если припрет, ну а за тобой лишь присматривай, не натворила бы чего.

Вчера местные товарищи нам еще одного агентика обеспечили — поймали того, кто у Лючии сумочку отнял. Прочтя показания, за голову захотелось схватиться — у товарища Линника тут самая настоящая сеть, и не только в университете. Как коммунистическое подполье под фашистами — сорганизовались энтузиасты! Причем большинство из них искренне считает себя борцами за подлинный коммунизм — и всех выкорчевывать, хватать и по этапу? Но и спустить нельзя — кто знает, до чего они завтра договорятся? И главное, не стоит ли за ними кто-то умный и опасный. Насколько легче было в иное сталинское время, как кто-то что-то чего-то — арестовать и на Колыму. Но кажется, после знакомства с последующей историей, Вождь проникся, решил гайки чуть отпустить, дозволить инициативу масс. Вот и расхлебываем последствия!

Втолковывал новому агенту "номер 10" его "легенду". Что в милицию его водили, поскольку решили, "это кровь", но убедившись что нет (поскольку не отмывается водой), отправили к врачам. Которые подтвердили, что имеет место пока не определенная болезнь, так что пока в карантин (в военный госпиталь), дальше посмотрим. Мое же мнение — велосипедист этот никакой не враг, вот предложил ему вожак (названный им командир комсомольского отряда), он и пошел. И попал в жернова — в ином СССР уже гремел бы по этапу, как жигулинские. Ну а здесь, все ж другое уже отношение к людям.

Ну а мы, сети распустив, собираем пока информацию. И снимаем кино, эпизод штурма. Как это должно выглядеть на экране — строится на поле войско, впереди каре немецких наемников, штурмовая пехота, позади них панская кавалерия. И пушки — сделанные из труб, досок и тележных колес, но, выкрашенные как положено, на экране совсем как настоящие. Численность осаждавших — Стругацкий поначалу вписал в сценарий, двадцать тысяч, как бы у нас, дивизия с усилением. Пришлось ему разъяснить, что по тем временам, такую армию на большую войну собирали — население тогда было существенно меньше.

— Так в летописях записано, что в веке семнадцатом, даже один крупный польский магнат, вроде Вишневецкого, мог иметь пятнадцать тысяч конного войска.