Красные камни

– Договаривай уж: тогда и сопротивляться бесполезно историческому прогрессу, – усмехнулся Сталин. – А это уже вам решать! Я же коммунистом был и умереть им хочу. Если нет верной коммунистической идеи – так создайте. На непаханое поле вступаем – так в первый раз, что ли? Драться до последнего – и если это против истории, то тем хуже для нее. Вот какая ваша задача будет на первые тридцать-сорок лет после меня – думаю, что запас прочности здесь мы обеспечили побольше, чем там. Задача-минимум – дотянуть до краха США, или ошибаюсь я, читая, что они там уже выдыхались, пузырь экономики надули, который вот-вот лопнуть готов был, и если бы не случившееся как раз для них вовремя ограбление бывшего соцлагеря… Может, наша экономическая модель в чем-то западной и уступает, однако Депрессии в ней быть не может по определению. И все шансы у нас здесь – и космос за собой застолбить гораздо больше, и в электронике быть первыми. А чтобы народ не разочаровался – это твоя работа, Петро, идеология и пропаганда. Ты все понял?

– Да ясно все, – заметил Пономаренко, – кроме одного: при чем тут Ватикан?

– Что есть коммунистическая идея? – продолжил Сталин, будто не слыша вопроса. – Мы победили в семнадцатом и в Гражданскую – да именно потому, что учение Ленина было «истинно, потому что верно», наилучшим образом отображало действительность и объясняло массам на тот момент. Разброд и шатания для нас стали бы гибелью, – а потому любые фракции в партии под запрет, всех к общей мерке равнять. Вот только мерка эта составлялась в расчете на тогдашнего рабочего-крестьянина, с незаконченным начальным, грамоте лишь научился, и все. В этом не было беды тогда – беда пришла, когда мы это состояние сделали каноном, законсервировали, а наступали уже совсем иные времена! Двадцатые, тридцатые – ладно, еще соответствовало. Войну вынесли – хорошо. Но эта «научно-техническая революция», что сейчас наступает, это взрывной рост и изменения, хотя бы даже в образовании и психологии масс. У меня тут вчера с Лаврентием разговор был похожий – как он Бомбу делал, что там что здесь, «говорите что угодно, но не делайте идеологией». И про кибернетику то же самое – чисто техническое, прикладное решение, без формирования взгляда на место в общей картине мира. А это как заплатки, сейчас работать будут, только дальше развития не пойдет. И вышло в том мире, что мы оказались идейно слепы, мировоззренчески оставшись в двадцатых-тридцатых. Венгрия пятьдесят шестой – это ладно, там действительно кровавый фашистский мятеж был, – ну а в Чехословакии через двенадцать лет работать надо было уже не грубой силой. А иранская революция семьдесят девятого, и все, что за ней последовало в угнетенных странах, у нас и вовсе осталось непонятым, то ли левое, то ли правое, то ли прогресс, то ли реакция. Идею надо развивать, идею проталкивать, – вот вам мое завещание, что вам уже без меня делать. Сколько мне еще осталось – год, три, пять, десять? Так ответь мне, чем госкапитализм отличается от коммунизма? А ведь это есть у Ленина – не в основополагающем, но я нашел!

Молчишь, Пантелеймон? Так я подскажу. Когда спор был, насчет программы партии, уже после семнадцатого. И цель – сначала было про благосостояние трудящихся, затем Ильич настоял это вычеркнуть, «относительную сытость и богатство труженикам и капитал дать может». И поставил – «всемерное развитие талантов и способностей каждого трудящегося человека». Что подразумевает и не бедность – нищему и голодному до высоких материй дела нет, если он не философ Диоген. И что характерно для госкапитализма – там человек отчуждается от себя самого, заменяется функцией, что он выполняет: для работодателя идеальный пролетарий – это которого бы после смены можно было выключить и поставить в шкаф до следующего дня. А вот для коммунистов не так! Причем в этом у нас общее, как ни странно, с церковниками – что тоже кричат, что «человек по образу и подобию божию и каждый самоценен». Не каждый, понятно, иной лишь заготовка для человека, а не сам таковой. Но идея в общем верная. Теперь тебе ясно, чем нам могут быть полезны попы? Разумеется, лишь как союзники, а не задающие курс.