В начале девятого готово заключение экспертиз. Смерть наступила от цианистого калия (что и ожидалось), перед смертью итальянца избивали, в желудке остатки совсем недавнего обеда. Где в Сокольниках он мог поесть – те места общественного питания работают еще, срочно туда людей, опросить, не видели ли нашего клиента. Отпечатки пальцев на большинстве предметов принадлежат покойному (в том числе и на деталях пистолета при разборке), но обнаружены пальчики еще двоих, один не идентифицирован (который, однако, свои следы на многих вещах оставил), а вот на пистолете всего пара отпечатков, по картотеке МУРа принадлежавших некоему Куликову Степану Павловичу, он же Кувалда, две судимости за хулиганство и грабеж, в «политике» пока не был замечен. В розыск объявлен – посмотрим, сколько на свободе побегает. Не завидую твари: по УК сорок четвертого, третья ходка по таким статьям – это уже рецидивист, а если за ним по сегодняшнему окажется еще и политика, то на высшую меру потянет. Или «четвертной» – как сказал товарищ Сталин, «мы будем перевоспитывать тех из наших граждан, кто встал на неверный путь. Но законченные мерзавцы, профессиональные преступники, кто перевоспитанию не поддаются – права на жизнь не имеют».
Четверть одиннадцатого. Подтверждается – в «Фиалке» был наш клиент, и встречался, по описанию (насколько официант разглядел), со Странником. Так же уверенно опознали Куликова-Кувалду, с ним был еще один, мелкий. Описание его тоже наличествует – и еще его швейцар очень хорошо рассмотрел.
– Он снаружи прямо у стены собрался отлить, представляете? Я его и шуганул, и после пускать не хотел – у нас ресторан для людей культурных. Так его дружок меня упросил простить на первый раз.
Швейцара сюда – пусть поможет сделать фоторобот. Перетерпишь – мне тоже, похоже, спать этой ночью не придется, ну а тебя после на машине домой отвезут, мы ж не звери? Но завтра с утра у нас уже будет портрет второго подозреваемого. Хотя, думаю, хотел бы Странник своего подручного зачистить, зачем ему уголовных нанимать, когда проще (уже если вместе обедали) в блюдо что-то незаметно подсыпать, и будет сердечный приступ через несколько часов. Так что разбойнички, скорее всего, насквозь левые, не в деле, – а синьор Марчелли вообразил, что попал в лапы ГБ и ампулу поспешил раскусить? Надеюсь, скоро узнаем!
В два ночи звонит Пономаренко. Тоже, выходит, на работе бдит? Докладываю ему о результатах на текущий момент. И (к своему облегчению) получаю разрешение ехать домой отдыхать – а то завтра какие работники после бессонных суток? Сам не знаю зачем, кладу в карман уже отпечатанные портреты злодеев.
В свою квартиру на Ленинградке попадаю в половине третьего ночи. Открывает домработница тетя Даша и докладывает, что дети уже спят, а моя благоверная к Ане Лазаревой побежала, которая тоже приехала не так давно. Квартира Лазаревых в этом же подъезде знаменитого в будущем «генеральского» дома, мне лишь вниз чуть спуститься по лестнице – и через минуту сидим втроем за столом в гостиной. Женщины интересуются новостями (хотя Аня вроде от Пономаренко приехала), рассказываю про установленных разбойничков, показываю рисунки. И тут моя женушка изрекает:
– А я этого видела – очень похож. Когда Маша замуж выходила, я с Валей подъезжала в ее общежитие. Маша говорила, что это местный хулиган, который там всем девушкам житья не дает.
Звоню в штаб – там дежурный должен быть. И передаю распоряжение – чтобы эту личность (указав, где и как найти) завтра с утра доставили на допрос. А затем, усмехнувшись, звоню Вале Кунцевичу (надеюсь, не спит еще). И, нагло воспользовавшись правом старшего, прошу его завтра с утра подменить меня в конторе, сославшись на Пономаренко, разрешившего мне прибыть к одиннадцати утра.
– Валя, там одного из убивцев нашего синьора на допрос привезут. Ты разберись с ним – главное, знает ли он что-то про главную фигуру? А дальше на твое усмотрение, муровцам сдать или сами оформим. Отлично – ну и лады!
Делаю вид, что этого урода вижу впервые. Хотя я сразу его узнал – было однажды, я Машу провожал, когда она еще в общежитии жила, а он навстречу. А про его художества Маша мне и раньше говорила:
– Он у нас всем девчатам прохода не дает. Пристает и щупает по всем местам. Или мы по лестнице поднимаемся, а он снизу нам смотрит под юбки. А еще было, мы окно в комнате открыли проветрить, так он с верхнего, «мужского» этажа к нам коробку с живой крысой зашвырнул.
– Так давай я ему обе руки сломаю, чтоб никого не трогал?
– Валя, не надо! Даже жалко его. Отец у него от водки умер, а он всем говорит, что на фронте погиб. Может, все ж выучится, человеком станет!