Черт, черт! Ведь предупредили – только в кожаных перчатках! Вот что бывает, когда энтузиазма в избытке, а выучки и опыта нет. Перчатки были – но Тамара держала их в руке, вместе с сумкой, решив, что иначе выглядеть будет странно, можно спугнуть. Думала надеть в последний момент – но когда глушила объект табаком, перчатки выронила, ну а дальше адренилин по полной, вражину не упустить, схватила за воротник голой рукой и ампулу при этом раздавила. Руку покажи, дуреха – ранка небольшая, на указательном пальце, и если сквозь ткань воротника, то тоже могло эффект снизить. Жгут на палец, перетяни потуже, да чем угодно, хоть носовым платком! И хорошо, что у нас санитарная машина наготове – и как раз на случай, если клиент ампулу раздавит, при «штатном» срабатывании медицина бессильна, но ведь возможен был и такой случай, как сейчас.
– Репей, Тюлень, живо девушку к врачам! Да помогите же ей, она сейчас в обморок рухнет! Цианид даже при проглатывании не так опасен, как при попадании в кровь, в самой малой дозе – будет тогда смерть не через несколько секунд, а через десять, двадцать минут, полчаса. А нам только «двухсотых» не хватает на первой же операции – будет после разбор полетов, пока же дай бог чтоб Тамару не вписали в «допустимые потери».
А все же – мы этого гада взяли. Живым и невредимым, как Пономаренко и заказывал.
– Ну что, Инночка, рапорт твой я прочла, замечаний нет. Поздравляю с успехом первой самостоятельной операции. Буду докладывать Пантелеймону Кондратьевичу, решим, как тебя поощрить.
– Анна Петровна, я там написала, но прошу особо отметить. Техника очень неудобная: микрофон в розе – это хорошо, а вот рация и батареи к ней, даже под пышной накрахмаленной юбкой, я боялась, что будут заметны. И тяжелые, по ногам бьют – на стул садясь, я думала, стук будет. Потому платье придерживала с двух сторон сразу – хорошо, что там мужская компания была, а женщины сразу бы увидели, что не так.
– Зато у нас запись есть, вся беседа в прямом эфире, и на магнитофон. И тут твоя помощь незаменима была – так как, кроме тебя, прослушка была в телефоне, что в коридоре стоял, и в электрической розетке в другом конце комнаты, там женская компания все заглушала. Только скажи мне, отчего ты решила самостоятельность проявить? Сколько помню, в твое задание вовсе не входило в дискуссию вступать – а лишь вести наблюдение и запись, и дать сигнал, когда объект станет уходить.
– Так, Анна Петровна, я подумала… Там же в большинстве наши, советские, заслуженные люди! И ценные специалисты для страны, для народного хозяйства. И если удастся кого-то удержать от предательства, сомнение посеять в том, что этот вражина говорит – это какая польза выйдет! Я и постаралась, в то же время из роли не выходя.
– Похвально. А сама-то что думаешь насчет этой «вражеской пропаганды»?
– Так я же говорила как раз то, что думаю. Этот Андрей Иванович так все оборачивает, что вроде и на правду похоже. А я вот не хочу верить, потому что знаю, это вражьи слова!
– Ответ неверный, Инна. Вот если бы враг нас хвалил и утверждал, что все хорошо, – это было бы тревожно. Ну, а так, как этот – он не картину, а выводы подменяет. «У нас все плохо, и мы пропали», или: «У нас вот это плохо, и надо исправлять» – есть разница? Но его тактика на то и рассчитана, что если ты его картине поверишь, то и выводам из нее тоже, его советам «что делать» – делать не то или вовсе сдаваться.
– Так я же верно сказала? Как нас сам товарищ Елезаров и учил – что сказанное даже гением в иное время и в иной обстановке не обязательно верно сейчас. То есть ленинские нормы двадцатых можно к нам сейчас применять ровно в той мере, насколько СССР сейчас схож с Россией ленинских времен.
– Отлично, Инночка. А что тогда истина сейчас?
– Так, Анна Петровна, это мы только учим. Но товарищ Сталин знает, как надо! Ну, а мы – как он укажет. Как мы можем видеть то, что не увидит он?
– Инна, запомни: слова Ленина о том, что при социализме каждая кухарка должна учиться управлять государством, это как раз одна из тех истин, что актуальна всегда. Поскольку именно осознанность, отчего так, а не иначе, отличает коллектив от стада, – а стадности как идеала в коммунизме не может быть никогда.
– Я это запомню, Анна Петровна, И еще, хотела сказать… Товарищ Бакланов вел себя как наш, советский человек, ни в чем не поддерживая этого… И никаких высказываний он не позволял! Я это в рапорте написала и могу где угодно подтвердить. И я могу с ним еще встречаться?
– Инна, так он старый ведь уже. Ему пятьдесят один, тебе девятнадцать – ну что у вас общего может быть?
– Так он такой интересный! Техникой увлекается и готовит сам, и очень неплохо. И уж простите, Анна Петровна, сколько лет вам было, когда вы за товарища Лазарева замуж вышли?