– Фу, какие ты плохие слова говоришь. И где только нахватался такого? Запомни, Жора. Мздоимство – это плохо. Взятки – преступление, а взяточники – государственные преступники. Их надо бить батогами и отправлять на каторгу. Но при этом коротать досуг за карточной игрой – вполне обыденное занятие служивого сословия. Да и карточный долг – это, как говорят, дело чести. Долговые расписки по карточному долгу – они даже надежнее долговых векселей, что на гербовой бумаге писаны да печатями скреплены. Другое дело, что азарт – грех смертный есмь, потому после карточного стола следует зайти в церковь, поставить свечку, исповедоваться да покаяться батюшке в своем грехе. А он на тебя епитимью наложит, чтобы, значит, не грешил больше. Небольшую. Не знаю, как их благородия Богу молятся, а нам, нижним чинам, епитимья обычно скромная – пожертвовать на церковные нужды десятину от выигрыша, а то и поменьше. Можно даже распиской. Понимаешь?
Я покачал головой.
– Не очень. Зачем расписки? Почему нельзя сразу монетами?
– А где ты их столько наберешь, монет-то? Они что у тебя, на деревьях растут, что ли? Это в Петербурге монетный двор есть, где любую монету чеканят. И в столице ее, монеты этой, навалом. Золотой рубль, серебряный, медная копейка да грошики на размен… А чуть в глубинку отъехал – так и все. Раз в год скатается боярин с товаром в столицу, расторгуется, вернется обратно в свое поместье, да по разным распискам монету людям раздаст. А люди эту монету или в церковь снесут, или вовсе в кувшин запрячут да закопают где-нибудь на черный день, в запас. А дальше опять до следующего большого торжища по памяти живут, как встарь повелось, – ты мне, я тебе.
Ага, ясно. Бартер, взаимозачет и своего рода черный безнал.
Ефим докурил, выбил трубку о подошву башмака и принялся чистить мундштук тонкой щепкой.
– Вот ты думаешь, чего я в артели монеты жалованья не раздаю? Ведь вроде каждому из вас по полтиннику в месяц жаловать должны, верно?
Ну, тут-то все даже мне понятно.
– Так ведь с общего котла столоваться – оно дешевле выходит. То ли каждый на себя будет готовить – розница, дорого. А оптом, на всех, – так на круг с каждого по чуть-чуть, а едим сытно.
Ефим согласно кивнул.
– Так-то оно верно, Жора, но не совсем. Как думаешь, сколько раз с весны полковой казначей звонкую монету на жалованье привозил?
В смысле? Ефим жалованье не раздавал потому, что его не было, что ли? Как такое может быть? А капрал тем временем продолжил:
– Вижу, начинаешь понимать. При этом и котел у вас сытный был, с мясом. А как постные дни наступали – так лука и чеснока в каше было в достатке. И бритвы всякие аглицкие удачно сменял, и сукно на камзолах доброе, не выцветает да не расползается после первого дождя. А?
– То есть получается, что все снабжение нашей артели, а то и роты, ты по безналичному расчету делал? А остальные артельные старшины так же делают? А господа офицеры? Это они придумали такие схемы? Но ведь это все запросто может…
На этот раз Ефим решил отойти от шаблона. Он придавил башмаком мою ногу и резко толкнул плечом. Я попробовал было вывернуться, но куда там! Крестный просто сбил меня с лавки и прижал к земле всей своей массивной тушей, выдавливая воздух из легких, пока я не захрипел. А потом он немножко ослабил хватку и проговорил менторским тоном:
– Вот тебе сразу два урока, Жора. Первый – есть вещи, о которых нельзя говорить вслух. И которые даже думать надо только шепотом. Особенно тебе. Ты своим языком себе уже на пять суровых приговоров наболтал. Не будь ты в солдатах – вмиг в каторжане определили бы.
С этими словами он слез с меня, и я с придушенным сипением втянул теплый летний воздух. Блин, все-таки как чудовищно силен крестный! Прямо медведь!
Я отдышался и вопросительно посмотрел на Ефима.
– А… А второй урок какой?
Крестный грустно усмехнулся.
– А второй урок простой. Ты можешь считать себя сколь угодно шустрым и проворным, и даже можешь радоваться, когда увернешься от неприятностей, – и Ефим покачал в воздухе своей огромной ладонью, – только вот сильный не станет с тобой в салочки играть. Сильный попросту задавит. Причем задавит походя, даже не обратив внимание, какой ты быстрый, ловкий и сноровистый. Понял?
Понял. Чего ж не понять? Про черные и серые схемы много кто знает, но вслух не говорит. Потому как это теневая, криминальная сторона жизни местного общества. И эти теневые правила игры уже сложились, окутались традицией и круговой порукой. Нарушать или ломать их – вредно для здоровья. И то, что крестный в курсе этих схем, говорит лишь о том, что он сам как-то связан с теневой жизнью. Может, потому что приграничье, ландмилиция, все дела. А может, еще какая причина есть.
Елки-палки! Вот он мне голову морочит, а на главный вопрос так и не ответил.
– Ефим, так ты от темы-то не уходи. Что там с позументом?