– Нет, ну почему. Вот наш новый ротный, господин капитан Нелидов – он наш, православный природный русак.
– Нелидов? – встрепенулся архимандрит. – Из Шлиссельбурга?
– Точно так, ваше преподобие, – недоуменно протянул я.
На лице архимандрита проявилось облегчение, будто разгадал какую-то загадку и принял наконец-то решение.
– Ну, тогда все понятно. А то как-то письмо этого твоего немца, – он кивнул на письмо Стродса, – не складывалось со словами еще одного, тоже немца. Набился тут поутру ко мне на прием один… Все что-то темнил, юлил… Лучше бы сразу так и сказал. Из Отрепьевых, мол, по протекции Черкасских в дивизии Лопухина. И сразу понятно, при чем тут дочка Петра Матвеевича и его сводный брат. Ты-то сам, солдат, православной веры будешь?
Ага. Когда-то Ефим меня учил, как правильно отвечать на этот вопрос. Я перекрестился и забормотал речитативом:
– Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия…
Архимандрит перекрестился вместе со мной, дождался, пока я дочитаю Символ Веры, и с одобрительной улыбкой сказал:
– Хочу дать тебе совет, как человек поживший человеку молодому, – он встал из-за стола, подошел поближе и положил руку мне на плечо. Хм, а ведь он еще совсем не старый. Лет сорок – сорок пять, вряд ли больше. А в глазах у него – стужа и февраль. Завораживает так, что где-то в позвоночнике холод… ой, а что он мне говорит-то?
– Держись, отрок, подальше от людей веры латинской. Военное дело они, быть может, знают туго. Но вот к человеческим делам относятся без души. А без веры истинной, от сердца идущей, благого дела не сотворить.
А, понятно. Обычная высокая мудрость, от которой надо трепетать. Ну ладно, трепещу, чего уж тут.
Архимандрит вернулся к столу, прихлопнул раскрытой ладонью письмо Стродса и закончил:
– Писарь подготовит бумаги и сопроводительное письмо на то, что твой начальный человек просит. Все не дам, пусть не обессудит, но и не обижу. На словах передай – приезжал человек от Черкасских, тоже хлопотал. Перекличной и ранжирный список на передаваемых тебе гарнизонных забияк подготовят через час. До заката вы должны покинуть стены нашей скромной обители. У нас нынче ночью, – архимандрит кивнул в сторону окна, – молитва всенощная и освящение первого камня в основании церкви Покрова Пресвятой Богородицы. На этом таинстве мирянам быть не дозволяется. Помолись истово перед дорогой, преклони колена пред Отцом Господа нашего, очисти душу и в добрый путь. Все, ступай.
Ну, ступай так ступай. Развернулся через плечо и пошел на выход. Немножко смутило, что в приемной никого не оказалось. Странно, как же так? Вроде должность у его преподобия генеральская, власти и ресурсов в его руках ого-го сколько, а охраны никакой. Впрочем, то не моя печаль.
Ерема быстро запихивал себе в рот горячую, парящую кашу и жадно глотал, почти не жуя.
Да уж, исхудал боец. Кожа да кости остались. А ведь летом у него там даже мышцы были. Не как у Шварценеггера, конечно, но нормальные такие тугие жгуты сильного человека. А сейчас… Тяжко ему пришлось. Неужели это все от обычной пули в ногу?
– Знаешь, Жора… то есть господин капрал, конечно…
– Не господинкай тут. За столом же сидим, – поморщился я.
– Ага, – кивнул Ерема, проглатывая еще ложку. – Я это… Ни капельки не жалею, что вечером выходим. Будь моя воля – вот прямо сейчас бы ушел, веришь? В чем есть, хоть босиком!
– Ты кушай давай, кушай.
Столоваться нас посадили в том доме, что Рожин обозначил как постоялый двор. Готовили здесь дурно. Жидко, без мяса и масла, обычная распаренная сечка. Как не своим стряпали, право слово. Интересно, это здесь всех так кормят или только пришлых? Не, ну тот смиренный амбал из канцелярии его преподобия – тот наверняка мяса много кушает. С пареной сечки таких мощных плеч ни у кого не будет.
Я ел не торопясь, ребята тоже. Все норовили побольше подложить добавки Ереме. А еще ему бы в баньку. Волосы грязные, светлые засаленные кудри местами свалялись в колтуны. И, кажется, в его прическе завелась жизнь. Ничего. Потерпи, родной, скоро будешь дома. Там мы тебе вернем божеский вид.
– А эти, которых нам местное начальство передаст из ландмилиции, – они какие вообще? Ты с ними общался? Знаешь кого?
– Эти-то, из башни решеток? – переспросил Ерема. – Диковатые, конечно, но в целом правильные парни. Прямо как у нас на севере. Есть, конечно, с тухлецой парочка, но здесь трудно не стухнуть, с такой-то жизнью.
– В целом годное пополнение? Лучше, чем… а, ты же их не знаешь.
Ерема кивнул.
– Нормальные. Твой крестный их причешет – золото будут, а не люди.
– А как же они тогда в тюремную башню угодили?
– Не, ты не путай, – помотал головой Ерема. – Тюремная башня – это вон та. А эти в башне Нижних решеток стояли. Ну и работали. Весной там речушка Каменец сильно фундамент подмывает, потому когда лед встает – работы по низу много. А еще вон там, тоже у оврага, есть башня Верхних решеток. Там, значит…
В столовую вошел давешний смиренный амбал и направился прямиком к нашему столу.