Красные камзолы (СИ)

А еще в здешнем русском языке немного непривычные формы окончаний. К примеру, наш полк — он не Кексгольмский, а Кексгольмской. И дорога, по которой мы идем — это Кексгольмской тракт. Именно "ой" на конце, а не "ий". Надо будет потом у какого-нибудь писаря узнать, почему так. Я же со своей манерой речи уже с головой выдал, что нездешний. Ребята шепчутся между собой, строят догадки на тему откуда я родом. Но напрямую не спрашивают. Не знаю почему.

Говорят, Кексгольмский тракт был оборудован еще шведами. Это бывшая их дорога к бывшей же их крепости Ниеншанц. На этих словах я начал задумываться о том, что местность-то мне должна быть знакома. Это же где-то под Питером, получается? Совсем недалеко от дома! Но, как я ни всматривался в округу — ничего знакомого не увидел. Деревья да снег. Впрочем, какое приметное место я хотел увидеть? Вышку сотовой связи? Градирню ТЭС? Или железнодорожную станцию? Я и озера-то не узнаю без помощи навигатора. Хотя в свое время я думал, что хорошо знаю Ленинградскую область. Благо объездил ее всю во время различных детско-юношеских турниров со своей футбольной командой.

Опять же, скажу я вам, местность, где мы идем совсем не выглядит заморским автобаном. Что вы себе представляете при словах "шведский королевский Кексгольмский тракт"? Ага, вот теперь забудьте. Это просто холмы, низины, лес, пустые проплешины занесенных снегом замерзших озер и все это помечено вешками. Чтоб никто не сомневался, что это именно дорога, и ведет она куда надо, и что вы не бродите тут кругами.

Справедливости ради надо сказать, что на тракте оборудована целая система постоялых дворов на расстоянии дневного перехода. А между станциями оборудованы стоянки для телег и путников. Зимой, правда, они занесены снегом, но крыши и навесы вполне угадываются. И встречаются каждые десять-пятнадцать километров пути. Тьфу, блин. Не километров, а верст. Пора привыкать к местным мерительным системам. Километры, граммы и прочие ньютоны появятся только после Французской Революции. Которой здесь еще не было. В этом я точно уверен, так как несколько раз слышал в беседах словосочетание "король хранцузский".

Да, да. Болтать о политике — это развлечение не только нашего времени. Местные тоже страсть как любят почесать языки на эту тему. И примерно в том же формате. "А наша-то матушка-императрица, чай не лыком шита. Ей австрийская императрица грит — иди, мол, для нас саксонца побей, ганноверца побей, датчанина побей. И король хранцузский тоже — мол, иди воюй, а мы тебе денег дадим. А канцлер — давай, мол, с аглицким королем дружбу дружить. А наша им в ответ — не дам, говорит, солдат православных воевать за ваш интерес басурманский. Ей-ей, так и сказала! О том мне проезжий гвардеец сказывал, а он сам в Измайловском полку служит. Сам знаешь, все эти послы-шмослы вот они, как на ладони!" "Да ну? Побожись!" "Вот еще я за пьяного гвардейца божиться буду! Скажешь тоже! Но сказывал он так, точно говорю!"

Вот еще момент. Православие. К религиям в столице вроде бы толерантность. Немецких наемников — лютеран всяких да протестантов с католиками — никто силком в православие не тащит. Магометане тоже служат, говорят. Ландмилиционеры рассказывают, что у калмыцкой легкой кавалерии мулла числится в штает полка с таким же довольствием, как в нашем полку поп. Однако русским же следует быть православными. А то косятся с неодобрением. Не швед ли, часом? Шведов здесь не любят. Оно и понятно — последняя война с Швецией была совсем недавно, лет десят-пятнадцать назад. И Кексгольмский полк принимал в ней самое деятельное участие. Может, потому и не любят.

Да, с православием надо что-то решать. Я-то некрещеный. И это сразу заметят, как только в баню пойдем. Нет, я не в том смысле, что я обрезанный иудей. Просто у меня нет нательного креста. А это здесь — обязательный атрибут христианина. Носят его не напоказ, прячут под нательную рубаху, но, судя по всему, есть он у всех, кроме меня.

Дорога давалась тяжело. Погода была скверная — температура была по ощущениям где-то минус пять, но снег мокрый, тяжелый. Можно было легко вспотеть в зимней одежде, а потом, выходя из леса на открытое пространство мерзнуть под холодным ветром. Многие в отряде простудились и надсадно кашляли. Некоторых больных оставили по дороге на одном из постоялых дворов. Да, вот так запросто и оставили. Ундер-офицер Фомин — тот самый мужик в зеленом, наш начальник отряда — так и сказал: лежи, рекрут, выздоравливай. Как выздоровеешь — добирайся сам до Луги. Бумажку подорожную выписал да и оставил.

А на следующий день, у деревни Левашово, двое дезертировали. Просто с утра на построении не появились. Спросили местных — они и сказали, да, мол, ночью вышли двое и ушли. Куда? А вон тудой и ушли.

Я еще по глупости тогда ляпнул:

— А что, так можно было? — и тут же был сбит с ног могучим ударом кулака Ефима, нашего старшего артели.

От неожиданности упал на снег, попытался встать и пропустил удар под дых.

Ефим схватил меня за волосы, рывком повернул лицом к себе и тихо, без всякой злобы произнес: