- Ерунда, - сказал Валька, когда я рассказал ему об этом. - Выбрать гуся, которому пришло время встретиться с двойником? И потом, как ты выражаешься, обменять? Нет, к нам это отношения не имеет.
- К нам?.. Учти, Влах, они в голове умещали всю премудрость тысячелетий, ныне частично утраченную, частично искаженную и лишь в малой части ставшую основой современной цивилизации.
- Если хочешь учиться у астрологов узнавать волю богов, тебе нужно родиться снова - в более под-, ходящее для таких упражнений время.
- Боги? Да они не верили в них! Боги многих из них - словесная формула, не более. Или освященные временем предания.
- Слишком оптимистично.
- Да нет же. Вспомни, даже много позже, в просвещенной Элладе, Аристотель был обвинен в богохульстве и присужден ареопагом к смерти, но успел спастись, убежав на Эвбею. Диагор, отрицавший существование богов, также удалился в изгнание после того, как его приговорили к смерти. Сочинения Протагора публично сожжены, а сам он изгнан. Продик, утверждавший, что боги лишь олицетворение сил природы, казнен… Ну? Кто же осмелился бы открыто отрицать? Из тех, разумеется, кто хотел сохранить себе жизнь?
Валька неопределенно махнул рукой.
- Ладно. Меня это не очень волнует. Скажи лучше: ты в Синегорск поедешь?
- Этого я пока не знаю.
Синегорск
Прошел год с небольшим - и все переменилось. Осенним вечером, когда солнце катилось по крышам дальних домов, а на темно-серой ленте реки дрожали длинные тени, я вспомнил о Синегорске. Но совсем не так, как раньше. Здесь, на осенней набережной, я уже, кажется, не сомневался.
Слева от меня, на пригорке, деревья позванивали сентябрьскими листьями. Над горизонтом висели желтые края облаков, и небо там было жарким и плотным, но над головой уже рассыпался голубой пепел. На реке, начинавшейся где-то в розовом закате, гасли и тонули золотые огни. Здесь, на грани осеннего дня, мир показался мне широким и светлым, а листья и травы вспыхнули вдруг чистым и ярким пламенем.
Я не сразу догадался, откуда этот необъяснимый свет.
От уходящего солнца остался красный полумесяц. Оно почти скрылось там, где за лесами, за реками был Синегорск. Кто знает, может быть, его-то лучи и пробили маленький канал между прошлым и будущим? Верили же мы в то, что каждый из нас должен рано или поздно встретиться с другим миром…
И в то, что поток фотонов мог облегчить квантовый обмен. И мы уже знали, что мир вокруг нас совсем не такой простой, каким он кажется тем, кто привык к нему. Ложная память, по-моему, так это называется. Я словно снова пережил то, что уже было когда-то давно.
Я поднял руки вверх - они как будто коснулись прохладного неба. Мне хотелось удержать солнце, еще и еще видеть и слышать, как дышит зеленая земля. Но можно ли это сделать? Странная минута…
Наверное, меня давно тянуло в Синегорск, просто я не признавался себе в этом. Нужно спешить, думал я, можно собраться очень быстро. Разве мало трех дней?
Уехать от всего, что надоело, от бесполезной и нудной толкотни. А там видно будет… Влах был прав, конечно,
В этот момент я действительно знал или, может быть, чувствовал все, что случилось потом, словно встретились настоящее, прошлое и будущее. Я знал, что скажу Ольге. Знал, что вернусь с ней. Знал, на каком поезде поеду, и в ушах уже раздавался стук колес. Знал все о встрече и о первом глотке воздуха, когда я спрыгнул на почти пустую платформу. О старых вещих соснах, все еще рассказывавших, наверное, ту самую историю, начало которой я слышал в детстве. Я представил все это так, как потом и оказалось на самом деле.
Ясно прозвучал гудок, протяжный, как северная песня.
Я шел сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. И мне казалось - я представил себе, - что кто-то другой, похожий на меня, шагал навстречу горячему восходящему солнцу и протягивал к нему руки.
СКВОЗЬ БЕЗДНУ
Везде песок. Красная мука, кирпичная пыль, нудное крошево, - если вы побываете на Марсе хоть раз, вы подберете подходящее сравнение. А мне сейчас не до сравнений. Несколько минут слышен стук. Откуда?
Сверху было видно одно ровное красноватое поле, лотом появились ямки, рытвины. Я дернул упругую ручку - заработал тормозной двигатель. Слева тянулась гряда бурых скал, у подножия которых струилась река - пыльный светящийся дым. Черные обелиски и барельефы, мрачные одинокие пики в молчаливом небе, как татуированные руки гигантов. Звенящее солнце горит на камнях фиолетовыми кострами. Что это - следы гибели, усыпальницы, гробницы?
Я сейчас нахожусь на самом дне воронки. Я заметил ее еще с высоты ста километров. Оттуда, сверху, она казалась вишневой косточкой на светлой скатерти. Вблизи это совсем не то. Никаких четких контуров. Ее скаты загораживают от меня горизонт. Горизонт… Рассказал бы я, что такое марсианский горизонт… Везде песок - в воздухе, под ногами. Открываешь крышку прибора - так и ждешь, что внутри вместо индикаторов и термопар окажется пыль.