Красные кресты

Ядвига была тогда красивой семнадцатилетней девушкой, а с отъезда Янка Куны прошло уже четыре года — и никаких вестей. Детские чувства поблекли, хоть и не стерлись в её памяти. Вдобавок Ян из Грабин живо напоминал молодого Куну. И она долго не раздумывала, когда он попросил её руки, а через год после женитьбы одарила его крепким мальчуганом, которому при крещении дали имя Стефан — в честь короля.

В тот самый 1577 год в Гданьске возникли беспорядки, которые вскоре переросли в открытое восстание населения и бедноты против правления городской аристократии. Во главе этого восстания стал мелкий купец Каспер Гобель, а одним из вооруженных отрядов добровольцев командовал Ян из Грабин.

Гданьский патрициат, который не признавал Батория и опирался на поддержку германского кесаря Максимиллиана, попал меж двух огней: в городе восстали цехи ремесленников и беднота, снаружи грозило вторжение войск Речи Посполитой. Семнадцатого апреля наемные полки Гданьска потерпели поражение над Любешовским озером, а в июле началась осада города. Советники склонились перед королевской мощью: делегация магистрата с бургомистром во главе отправилась в Мальборк, чтобы принести присягу Баторию.

Потом патрициат уже без труда расправился с бунтовщиками при помощи немецких рейтар и датской пехоты. Вернулись прежние порядки, и несколько десятков голов скатились из — под топора палача.

Мацея Паливоду судьба эта миновала, поскольку старого мастера сразила пуля при штурме ратуши. Его зять вместе с женой и ребенком перебрался в Пуцк и снова поступил во флот Вейера. Но в ту пору настали лихие времена для королевских каперов: польские морские силы таяли, а сейм не думал про их обновление. Лучшие капитаны оставляли службу в пуцкой эскадре и перебирались в Швецию или Лифляндию. Туда же, под команду адмирала Флеминга, подался и Ян из Грабин.

Тем временем в 1586 году умер Стефан Баторий, а в следующем на престол вступил Зигмунт III. В Гданьске забыли про бунт, подавленный десяток лет назад, купеческие капиталы все росли, богател и кое-кто из лавочников или виднейших ремесленников, но в основном народ жил по-старому, а беднота страдала, как и прежде.

Не прекращались и вечные свары сената с Речью Посполитой, хоть королевский флаг и начал снова появляться в порту. Когда в сентябре 1593 года Зигмунт Ваза отправился с визитом в свое шведское королевство, и Флеминг привел ему в Гданьск финляндский флот, состоявший из двадцати семи кораблей, на одном из них прибыл и Ян из Грабин, чтобы снова поселиться в родном городе.

Торговый флот Гданьска в то время бурно рос, и спрос на опытных шкиперов был выше, чем когда — либо прежде. Так что Ян незамедлительно получил под свою команду большое судно дальнего плавания» Фортуна «, принадлежавшее Рудольфу Циммерману, а Ядвига Грабинская благодаря протекции арматора смогла опять поселиться в бывшей мастерской отца на улице Поврожничьей.

Правда, не о таком жилище она мечтала, но после ремонта и небольшой перестройки там стало вполне приемлемо и даже мило. Могла было считать удачей, что Готлиб Шульц согласился сдать его дочке Мацея Паливоды, который жил там и работал почти полвека. В Гданьске ведь население прибывало куда быстрее, чем помещения в жилых домах.

Стефану Грабинскому было тогда пятнадцать лет, он вырос рослым и здоровым. Был единственным ребенком — как Янек Куна, и как тот рвался в море. Ему не запрещали — он должен был когда-нибудь стать шкипером, как и отец. Ведь он уже плавал вместе с ним на» Фортуне с ранней весны до осени, а зимние месяцы посвящал наукам у бакалавра городской гимназии.

В это безоблачное, почти счастливое существование вдруг ворвалась беда: во время памятного шторма на Балтике в апреле 1595 года холк «Фортуна» налетел на скалы Кристиансе поблизости от Борнхольма и разбился. Экипаж спасся; погиб лишь шкипер, Ян из Грабин, тело которого так и не нашли.

Генрих Шульц принял Ядвигу Грабинскую в своем рабочем кабинете на первом этаже дома на Длинном рынке. Был настолько любезен, что встал, чтобы её приветствовать, когда она несмело вошла в его святыню. Увидел он перед собой щуплую, преждевременно постаревшую женщину в темном платье с короткой пелериной на плечах и с маленькими кружевными брыжжами на шее.

« — Я бы её не узнал», — подумал Генрих, отвечая: — Во веки веков! — на её набожное приветствие и склоняя голову.

Указал на кресло, прося садиться. Ему пришло в голову, что если бы Провидение не бдило над его судьбой, эта женщина могла бы сейчас быть его женой.

« — А может быть, женой Яна Куны?», — подумал он, облизывая губы кончиком языка.

Выразив свои соболезнования по поводу её вдовства, спросил о сыне. Отвечала она несмело, словно через силу, стиснув нервно сплетенные пальцы. И именовала его «ваша светлость».

Генрих прервал её с ласковой усмешкой, заметив, без особого впрочем нажима, что титул этот излишен: ведь они знакомы с детских лет…

Это придало ей смелости, но она все же не могла заставить себя назвать его по имени, как делал он, обращаясь к ней.