Красные листья

Ему пришлось подняться и пройти в свою так называемую кухню (на самом деле небольшой закуток с печью и холодильником) и взять пластиковый бокал, на котором было написано «Найди третьего», — он остался со дня рождения, который он встречал с ребятами из управления шесть месяцев назад, — и принести его обратно к креслу. Сделав большой глоток, Спенсер откинул голову и закрыл глаза. И немедленно во весь экран возникли черные ботинки Кристины, очень черные на фоне белого снега. Они были черные и вопили. Они требовали ответа на множество вопросов, звали на помощь, молили о жизни.

Она-то сама, наверное, не кричала. Спенсер был готов поставить на кон свое недельное жалованье, что вскрытие подтвердит: готовясь к встрече с Богом, Кристина не сопротивлялась.

Не открывая глаз, Спенсер еще раз надолго приложился к бокалу, так что немного виски даже протекло мимо рта. После полуночи в среду двадцать четвертого ноября Кристина Ким опустошила бутылку «Южного комфорта», разделась догола, погладила свою собаку и в новых черных кожаных ботинках вышла на заснеженный мост. Там она взобралась на каменные перила. Кристина прошла мост до конца, спрыгнула с перил, а затем, вместо того чтобы возвратиться домой, пошла дальше в лес, легла на спину в снег, сдвинув колени, раскинув руки, как будто пытаясь взлететь, закрыла глаза и умерла.

Спенсер открыл глаза и в течение нескольких минут разглядывал свою темную гостиную — тени на стенах, отблески огней Аллен-стрит, квадратный силуэт телевизора.

Затем он встал, надел куртку и вышел из дома.

Он быстро зашагал, устремив глаза вниз, на снег под ногами. Пересек площадь Дартмут-Грин, миновал библиотеку Санборн, затем свернул налево, к универмагу Так-Молл. Где-то там, дальше, было старое дартмутское кладбище. При свете желтых уличных фонарей Так-Молл выглядел зловещим таинственным замком. Спенсер двигался вперед, мимо Дартмутскои школы бизнеса, затем принял влево, прошел автостоянку у библиотеки Фелдберг, мимо общежитий Мак-Лейн, а затем Хинман и, наконец, увидел перед собой мост. Он был как бы выставлен напоказ, голый и мрачный. В самом начале моста светил уличный фонарь, на другом конце виднелся второй, точно такой же. Середина моста тонула в полумраке. Спенсер посмотрел направо. Из высоких окон библиотеки Фелдберг на деревья, на снег, на мост падал белый сияющий свет. Можно было легко разглядеть студентов, уткнувшихся в свои книги. Спенсер стоял и задумчиво смотрел на окна, на студентов и на мост.

Он сделал несколько шагов вперед, а затем перегнулся через перила. Было темно, и, разумеется, увидеть он ничего не мог, но ему было известно, что там, внизу, бетонное шоссе. Спенсер медленно прошел по мосту, касаясь пальцами грубых камней перил, а затем медленно возвратился назад. Проверил часы. Это заняло у него мало времени. Он прошел до середины мостика и посмотрел на библиотеку Фелдберг. Студенты в окнах были отчетливо видны. Несомненно, при желании они могли его видеть тоже. И не менее отчетливо.

Он прошел к дальнему концу моста и попытался перегнуться через перила. Это ему не удалось — с этой стороны перила не были такими высокими. Еще не зная, как поступит в следующую секунду, Спенсер вернулся к началу моста, где перила были много шире, и неожиданно вскочил на них. А потом посмотрел на часы, засекая время. Перила были в снегу. Спенсер надеялся, что снег не обледенел. Раздвинув в стороны руки для поддержания равновесия, осторожно ступая в полумраке по твердому снегу, покрывающему перила, он медленно проследовал маршрутом Кристины и достиг другого конца моста. Спенсер проверил часы и обнаружил, что процедура эта заняла чуть больше двух минут.

Он спрыгнул вниз и с бьющимся сердцем прошел мимо библиотеки Фелдберг дальше в темноту. Он ступал очень осторожно, потому что там впереди было зловеще тихо, неподвижно и черно. Свет от окон библиотеки Фелдберг сюда не проникал, потому что они были обращены в противоположную сторону, а лампы на лестничных маршах погашены. Единственное, что мог различить, вернее, угадать, Спенсер, так это смутные контуры деревьев. А больше он ничего не видел — ни тропинки, ни желтой полицейской ленты там впереди. Ничего. Он прислушался к безмолвному мраку. «Эти деревья вокруг, — подумал Спенсер, — они знают. Они знают все, что здесь произошло». Вон они какие тихие, стоят сейчас небось и думают: «Мы молчим, и не стоит нас ни о чем спрашивать, потому что мы все равно сказать не можем. Но мы знаем».

У него вдруг сдавило в груди. Он услышал какой-то шум, негромкие голоса. Умом он понимал, что это доносится снизу, с шоссе, которое там, на дне почти тридцатиметровой пропасти, но впечатление тем не менее было такое, как будто голоса раздавались из леса, и они приближались к нему. Там впереди кто-то был, в этом лесу, среди этих высоких темных деревьев. Там кто-то скрывался и ждал. Ждал его. И вдруг Спенсер неожиданно осознал, что стоит теперь на один шаг ближе к смерти. А может быть, на один день, на один месяц, на один год?