Красные маки

Хотя Фил сказал, что это всё, это была неправда. Теперь я понимал, что он имел в виду, когда говорил про ад. Он нарушил шестую заповедь – «не убий», выполняя пятую – «почитай отца своего», не по вере, а по зову крови и сложившихся обстоятельств.

Он внушал мне трепет.

Для Фила все это наше приключение обернулось не «Путем паломника» по ухабистой дороге соблазнов к вечному блаженству спасения, а отвесным нескончаемым падением в ад. Церковный староста за считанные минуты превратился в сознательного убийцу. Как он выберется из ада? Я даже не знал, это вообще реально? Если б я мог взять на свою душу его грех, я бы сделал это не раздумывая.

Но так не бывает.

– Я могу для тебя хоть что-нибудь сделать?

– Нет, папа. Ничего.

Мне хотелось плакать. Мой маленький мальчик, теперь я и тебя потерял. И ничего невозможно исправить. Я даже сказал Богу, в которого я не верю: ты же видел, как все случилось? Ты же не можешь его за это карать? Фил поставил кровные узы выше своих самых глубоких религиозных убеждений.

Если ты Бог, чего же здесь не понять?

Хотя побег из деревни и вымотал нас, мы были так взвинчены, что не могли уснуть. Мы с Миком и Чарли пили много, но не хмелели. Сидели в номере, курили, вздыхали. Говорили, но больше о пустяках и, чуть что, поглядывали на запертую дверь.

Так продолжалось, пока меня все это не достало, и я сказал Филу:

– Но почему, ради всего святого, ты не мог рассказать мне о том, что случилось? Почему ты мне не рассказал? Тогда я, возможно, понял бы, по крайней мере, почему ты так себя вел.

Мик ответил вместо него:

– Он защищал тебя.

– Защищал меня? Да он просто с ума сходил! Сходил с ума!

– Дэнни, – тихо сказал Мик. – Правда, у Фила была пара сомнительных моментов. Но с ума сходил ты.

Я вспомнил о духах, которых видел в деревне. Вспомнил про опиум, паранойю.

– Я?

– Да, ты. За Фила мы не боялись

– Главное, что выводило Фила из себя, – добавила Чарли, – он боялся, что, случись что, мы не сможем с тобой справиться.

Уже в бангкокском аэропорту Чарли сняла с себя амулет и вернула Мику.

– Мне он, правда, очень нравится, – сказала она, – но я хотела бы, чтобы он был у тебя.

Мик не взял.

– Почему?

– Давай договоримся, – сказал он, глотнув пива, – что ты вернешь его мне, как только примешься за старое.

Чарли поджала губы и наморщила лоб.

– Погоди отвечать, – продолжил Мик. – Подумай, неужели после всего, что случилось, я не заслужил права знать, придет тот день или нет, а если придет, то когда? Если не согласна, так и быть, можешь вернуть мне амулет.

– Насколько сильно ты пристрастилась? – спросил я. Я вообще понятия не имел о ее состоянии.

Чарли посмотрела на меня и надела амулет себе на шею. Я был готов обнять Мика.

Но сделки на том не закончились. Фил повернулся ко мне и сказал:

– Ты дал мне слово там, в джунглях. – Да?

– Да. Ты сказал, что будешь ходить со мной в церковь по воскресеньям. Целый год!

Я задумался. Конечно, я мог напомнить Филу, как Мик взвалил его на плечи и утащил из деревни, но сдержался.

– Ладно, буду ходить.

Фил выпятил губу, а потом фыркнул с явным удовлетворением. Он даже выпил со мной пива, чтобы скрепить договор.

Насчет зависти он был прав. Теперь я это усвоил. Я этим их всех разогнал: Шейлу, Фила, Чарли.

Детям, как я теперь понимал, пришлось уехать туда, куда я не мог за ними пробраться. А если и пробирался, то был вынужден играть по их правилам.

Я отправился за дочкой в джунгли. Почему бы не пойти за сыном в евангелическую церковь?

Не для того, чтобы вернуть его, – такая цель больше не стояла, а просто чтобы сказать: я здесь. С помощью Мика мне удалось выудить из него ответное обещание навещать нас раз в неделю.

Из аэропорта мы позвонили Шейле. Чарли и Фил разговаривали с ней по очереди. Потом и я поговорил немного. Мы говорили так, будто возвращаемся домой из отпуска.

– А ты? – спросила Шейла.

– Что я?

– Ты понимаешь?

– Да, понимаю. Нам нужно о многом поговорить, Шейла. Всем нам.

В воздухе, где-то между Бангкоком и Лондоном, пока Чарли спала рядом со мной, я тоже начал клевать носом. Мне снилось, что я плыву по зеленой реке на плоту, сделанном из частей нашего самолета.

39

Кажется, что это было совсем недавно. Цветок лотоса, распустившийся в свой срок под утренним солнцем. И жизнь, прожитая в другом воплощении.

Чарли дремлет, положив голову на мое плечо, рядом – плюшевый медвежонок. Ее волосы слегка колышатся от мягкого дуновения вентилятора. Одна рука лежит на коленях, другая закинута над головой, будто указывает вверх. Она снова приняла свою позу полета, ту, на которую я часами смотрел, когда она лежала в детской кроватке. На шее у нее висит амулет. Думаю, жертва Фила будет влиять на ее карму в большей степени, чем на его собственную.

Карма. Теперь я разговариваю как хиппи или как буддист? Я даже не знаю толком, что такое буддист, и вряд ли могу так себя называть. Меня не очень волнуют религиозные убеждения. Религия – это наркотик, такой же как виски или телек. Только цветом отличается.