Красные нити (СИ)

— Надеюсь, ты понимаешь, что СКР своей волей может оспорить любой ордер. Даже, — тут Родион Датский снова нехорошо усмехнулся и глаза его зловеще сверкнули, — подписанный рукой начальника ГУ МВД Москвы. Следственный комитет отчитывается не перед Министерством, а лично перед…

Датский выразительно поднял указательный палец вверх.

— Боюсь, при тех уликах, что есть на руках у Управления Уголовного розыска, — насмешливо проговорил Стас, доставая свой смартфон, — твоих подопечных даже президент не в состоянии будет помиловать. Полюбуйся.

Стас, не скрывая превосходства, поднёс телефон к глазам Датского и от увиденного у того перекосило лицо. Он обернулся к Гольшанским и прорычал:

— Елизавета!.. Вы… Вы убеждали меня, что это всё фальсификация, вымысел и происки ваших врагов по бизнесу!..

Елизавета Марковна, перевела взгляд со Стаса и презрительно взглянула на Датского:

— Извините, господин полковник. Я солгала.

— Что?! — ахнул Датский, который, похоже, был на грани инсульта. — Да вы… Вы… Чтоб вас, вместе с вашей семьёй!

— Думаю, никто не будет удивляться моему желанию спасти от тюрьмы дорогих мне людей, пусть они и виновны.

— Никто не удивиться, — холодно ответил Стас и приблизился к Гольшанским. — Клара Гольшанская и Елизавета Гольшанская, вы арестованы по подозрению в совершении убийств нескольких десятков детей, с отягчающими обстоятельствами. Елизавета Гольшанская, вы арестованы по подозрению в пособничестве убийств, которые совершали Орест и Клара Гольшанские, а также в организации террористического акта на железнодорожном пути следования поезда «Москва-Хельсинки».

Клара восприняла слова Стас с блаженной улыбкой, Орест самодовольно и гадко ухмылялся, а Елизавета готова была взорваться от переполнявшей её ярости.

— Вы имеет право: давать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении вас подозрения, — продолжал Стас, — либо отказаться от дачи объяснений и показаний. Пользоваться помощью защитника с момента…

Когда Стас закончил зачитывать Гольшанских права, вся троица была задержана и одета в наручники. Гольшанских вывели за ворота территории СКР и усадили в автомобили, принадлежавшие УГРО. Стас не удержался, и перед тем, как сесть в свой внедорожник, обернулся и бросил взгляд на Датского.

Тот молча злился, свирепо глядя вслед Корнилову. Стас понимал, что этого унижения Датский ему уж точно никогда не простит, и их вражда отныне только усугубится.

Но Корнилову на это было плевать, он сел за руль и завёл автомобиль. Было ещё одно срочно дело.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Суббота, 30 января.

Я с умилительной улыбкой провела ладонью по волосам спящей Рады. Она заснула, спустя десять минут, как мы с ней сели в машину Бронислава.

Я её не винила, в сверх комфортабельной BMW седьмой серии, в кузове Long, было очень уютно. Плюс, за окном вновь поблекли небеса, и улицы Москвы засыпал бесшумный, монотонный снегопад.

— Спит? — тихо спросил с переднего сидения Коршунов.

— Да, — прошептала я, — езжай, пожалуйста, по-тише…

— Ты уверена, что Стас правильно делает?мспросил Бронислав.

Я удивленно взглянула на него.

— Да, Брон… у малышки никого нет, и о ней не кому позаботиться… Ты же понимаешь, что это будет невыносимая жестокость-после всего, что она пережила отдать её в другой приют.

К моему удивлению Брона аж передёрнуло от моих слов.

— Я это и не предлагал, — пробурчал он, — но я…

Он прокашлялся и несколько взволнованно добавил:

— Я бы мог и дальше… заботиться о ней.

— Так вот в чём дело, — заулыбалась я, — ты привязался к ней? Да?

Бронислав пожал плечами и вздохнул.

— Да… да, наверное. И я не понимаю, почему…

— Потому, что Раде нужна семья. Настоящая и полноценная, — ответила я.

— Отлично, я как раз собираюсь женится…

— На Ольге Датской, — кивнула я. — Я знаю. Она ненавидит и меня, и Стаса.

— Во-первых, всё не так уж… — Бронислав попытался оправдать свою невесту, но не смог.

А я вдруг почувствовала, что мне, почему-то, донельзя неприятно и даже досадно, что Бронислав жениться на этой корове. Но, я прогнала прочь эти мысли и заявила:

— Брон, не обижайся, но Ольга, очень вероятно, может вылить свою злость на Стаса, на эту кроху…

Коршунов не стал спорить, настроение у него испортилось ещё больше. А я ощутила болезненный тычок совести, куда-то в область солнечного сплетения.

— И потом, ты полицейский…

— А это тут причем?! — осведомился Бронислав.

— Раде нужен мир и покой, ограниченный от всяких рисков и стрессов, — заметила я и опустила взгляд на спящую девочку, — с неё и так хватит.

До самого конца пути мы с Броном не обмолвились ни словом. Он, понятное дело, сердился, а я не хотела развивать неприятный разговор дальше.

Наконец, мы заехали в один из Московских дворов, и Брон остановил автомобиль. Я сразу же увидела, стоящих возле подъезда мужчину и женщину.

Родители Кати Ореховой, выглядели именно так, как их описал Стас. Убитые свалившимся на них горем, но не перестающие надеяться. И меня согрела мысль о том, что, возможно, мы с Броном, как раз и привезли им Новую надежду.