Красные облака

– Не узнали? – спрашивает. И завязки на ушанке распутывает. – Я же с вами в одной школе училась. Вы из седьмого "б", правда?

– Правда.

А она из какого? Я на Вовку смотрю, Вовка – на меня.

– Да Лика, Лика я! – тараторит она. – Лика Ерёмина! Пончик! Вспомнили? Из седьмого "а". Вы ещё, помните, – ткнула в меня пальцем, – в "Форуме" от мальчишек со Среднего меня спасали! Помните?… Я ещё убежала тогда.

Теперь Вовка смотрел только на меня.

Лика Ерёмина?… Да, вроде бы, была такая. Толстая. Пончик. С тонюсеньким носом.

Я снова посмотрел на неё. На пончик не похожа, а нос точно – её. И как с мальчишками в "Форуме" подрался, тоже вспомнил.

Был у нас такой неписаный закон: не давать своих в обиду. Даже если это девчонка. В школе всякое бывало: и за косы дёргали, и ножки в коридоре подставляли, в учебниках страницы склеивали… Но на улице!… Тут уж если к нашим девчонкам кто-нибудь приставал – заступались немедленно, не раздумывая. Из твоего ли класса, из другого – всё равно своя.

Из-за чего она тогда подралась, я и не знал. Вижу, к нашей девчонке пристают, ну и полез. Схватил одного за шиворот. Переключил их на себя. Девчонки этот приём тоже знали: растаяла.

В школе, правда, меня нашла.

– Тебе здорово попало? – спрашивает.

Глупый вопрос. На него же ответить нельзя.

А теперь вон где встретились.

– Что же вы молчите? – растерялась она вдруг.

Пришлось выкручиваться.

– Я не знал, как тебя зовут, – оправдываюсь.

– Лика! Лика! – опять затараторила она.

– А это мой друг Вовка, – говорю.

Вовка смутился. Кивнул как-то неуверенно.

– Сам фанерину дотянешь? – спрашивает. – Я домой на минутку. – И удрал.

Лика подхватила мою верёвку.

– Давай, – говорит, – вместе. Ого! Тяжёлая.

Поползли. С Вовкой мы молчком таскали, а с этой!…

– Помнишь Анну Семёновну? Умерла она. И я дома всю зиму просидела. Дистрофия была. А Николая Егоровича помнишь? На фронте. И физичка наша – молодая такая, помнишь? Тоже на фронте. Связисткой. Честное слово. А ты совсем не изменился. Даже не вырос.

Здравствуйте, я ваша тётя! Обрадовала, называется…

– Мой папа тоже на фронте, – тараторит.-А мама на фабрике Урицкого. Они там мины делают. Что, не веришь? Думаешь, на Урицкого – так одни папиросы? Вот и нет! Ну и нагрузили же вы! Не стащить. А ты по алгебре чего-нибудь помнишь? Я всё забыла. Ой, как хорошо, что мы встретились! Где этот Вовка?

Вовка пришёл. Принёс молоток и гвозди.

– Кладите фанеру на санки, – говорит. Сам на Лику смотрит: санки-то её. А та рада-радёхонька!

– Ой, как здорово! – подпрыгивает. – Быстро, легко и много сразу! Мальчики, вы будете таскать, а я нагружать. Ладно?

– Ладно, – колотит молотком Вовка.

Таскали эту гору мы целых пять дней. Внизу снег оказался не таким каменным. Лика сыпала нам его прямо лопатой. Сама копала и сама сыпала. И дядя Никифор сыпал, и другие. Всем хотелось поскорее убрать эту нудную длинную зиму. Убрать – и забыть про холод, про голод, про эпидемию. Все старались. Копали молча, грузили молча, возили молча. Одна только Лика не умела молчать. Всё время чего-нибудь кричала, и даже складно:

Ура! Ура!

Поехала гора!

В Неву ей пора!

Копателям – ура!

Нас она звала "тачанкой-ростовчанкой". Чапаевской. Только кто из нас был кем, кто Чапаевым, а кто Петькой, оставалось неясным.

Гора действительно помаленьку переезжала в Неву. Оставалось уже совсем чуть-чуть.

Не знаю, чья первая лопата звякнула о мостовую, но это была музыка!

А потом Лика сделала открытие.

– Смотрите! Смотрите, что я нашла! – закричала она.

Мы подошли. Дядя Никифор уже расширял лопатой дырку, пробитую Ликой.

Внизу под последними сантиметрами снега поблёскивал рельс. Обыкновенный трамвайный рельс. Даже не заржавевший.

– Ура! – кричала Лика. – Я трамвай нашла!

Дядя Никифор воткнул лопату:

– Теперь дело за небольшим. Только вагоны поставить – и кати!

– Надо ещё билеты отпечатать, – подсказал я.

– Кому билеты, нам? – удивилась Лика. – Нас вообще без билетов катать должны. Мы рельсы откопали. Нам в вагонах специальные места отведут.

– На "колбасе", – подсказал Вовка.

Все вокруг засмеялись и вновь застучали лопатами. Теперь уже по булыжной мостовой, по камешкам, по рельсам!

А 15 апреля трамваи действительно пошли. Первой об этом узнала Лика.

Она прилетела к нам во двор:

– Мальчики, трамваи пошли! По Восьмой линии "семёрка" ходит. Поехали кататься?

Вовка покопался в карманах, нашёл пятнадцать копеек. Я тоже нашёл.

– У меня на всех есть! – сияла, как солнышко, Лика.- Вот – сорок пять копеек. Как раз на три билета.

А потом она бежала чуть впереди нас до самой остановки и, всё так же подпрыгивая, напевала:

Трамваи пошли! Мы поехали!

Трамваи пошли! Мы поехали!

И мы поехали.

Не обижайте акацию

Вот какую услышал я однажды сказку.

В том месте, где привольные кубанские степи начинают холмиться первыми отрогами Кавказских гор, жил-был крестьянин. Построил он себе дом. Хороший дом: с черепичной крышей, с резным крылечком. Вот только стоял он в чистом поле, всем ветрам открыт. Ни кустика вокруг, ни деревца.