Что и говорить, я поначалу сильно растерялся, но виду не подавал. Очень хотелось получше выполнить задание укома.
Первые дни слабо разбирался в своих обязанностях. Верчусь с утра до вечера, а пользы мало. Только и успеваю раздать тираж мальчишкам-газетчикам, отправить его в продажу.
Хорошо, что пришел на выручку редактор «Известий» Степан Васильевич Егоршин. У Степана Васильевича большая седая борода, усы. Говорит он не спеша, внятно и очень дельно. Раньше был учителем географии и математики.
Степан Васильевич меня надоумил:
– Не суетись, советуйся с рабочими, они всегда подскажут.
Пошел в типографию. Рабочих у нас всего четверо, но успевают выпустить номер в срок, хотя печатная машина изношена и шрифты старые.
Постепенно освоился со своей должностью. Работы, правда, все равно очень много. Занят я от зари до зари. Но результат заметен. Раздобыл бумагу. Это у нас – самое слабое место: и качеством плоха, и достать почти невозможно. Много возни с адресами подписчиков: кто-то уезжает, кто-то приезжает, кто-то переезжает. Раньше не замечал, что люди так любят менять адреса.
Степан Васильевич порой совсем не может работать. Даже с трудом берет ручку, чтобы подписать номер. Оказывается, он сильно пьет.
Я видел, как напиваются мужики, темные люди. А тут интеллигент, образованный, умный человек и вдруг – пьяница! Теперь-то я особенно ясно понял, почему водку считают великим злом.
Нередко обращаюсь со своими издательскими нуждами к секретарю уездного Совета Брониславу Ивановичу Швельнису. Вот с кем приятно иметь дело!
Швельнису лет двадцать пять. Сам он не камышловский, а из города Владиславова Сувалкской губернии. Фронтовик, член нашей партии. После Октябрьской революции был комиссаром 136-й пехотной дивизии, действовавшей против немцев. Но со мной держится как ровня. О чем бы ни зашла речь, все объяснит подробно, обстоятельно. Потом спросит: «Понятно?»
К Швельнису часто приезжают крестьяне из окрестных деревень. Он с каждым умеет побеседовать внимательно, сердечно, как друг.
А на митинге я видел Швельниса совсем другим. Беспощадно громил он меньшевиков и эсеров.
…Трудно мне было все это время еще и потому, что ученье в седьмом классе подходило к концу. Завершил год неплохо. Экзамены не проводились, хотя мы их и ждали. Всех нас перевели в восьмой класс. Но придется ли мне в нем учиться?
Через два дня исполнится месяц, как я стал партийным. Сижу сейчас и думаю: что же в моей жизни самое хорошее за этот месяц? Отвечаю так: я увидел и узнал настоящих людей – большевиков.
Когда еще жил на квартире у Заостровской, туда часто наведывался ее зять Лукин. Он имел в городе небольшую торговлю. Я смотрел на него и радовался: хороший человек, добрый, обходительный, каждому готов помочь. Теперь товарищ Лукин – продовольственный комиссар уезда. Он, оказывается, не первый год в партии.
Или учился у нас в гимназии Анатолий Голубчиков. Бедняк из бедняков, сын старого водовоза. Я с ним был мало знаком. Он года на три старше. Но слышал, как о нем говорят: «Серьезный, самостоятельный парень».
На днях зашел в уездный исполком. Вижу – Анатолий.
– Здорово!
– Здорово!
– Заходи ко мне, поговорим. – И ведет в комнату, на двери которой карандашом написано: «Заведующий отделом юстиции товарищ Гаревский».
– Чего же, – говорю, – мы в чужую комнату пойдем?
– Не чужая, – отвечает Анатолий. – Я и есть Гаревский.
Потом все объяснил. Он, оказывается, не сын водовоза, а приемыш. В гимназию записали его по приемному отцу. Когда же вырос и вступил в партию, товарищи посоветовали называть себя тем, кем является в действительности, т. е. Гаревским.
Несколько раз видел председателя уездного исполкома товарища Цируля. Он из латышей. Бывалый подпольщик. Много, видно, пережил. И здоровье в борьбе потерял. Лицо совсем зеленое, под глазами темные мешки. Ему бы в больницу лечь, а он день и ночь работает. Но когда выступает, забываешь, что товарищ Цируль – чахоточный. Каждое слово огнем обжигает.
Очень уважают у нас председателя горсовета товарища Сыскова. Его, старого камышловского рабочего, многие знают. Только никто не ведал, что товарищ Сысков давно состоит в партии.
Вот какие люди у нас!
Но и врагов хватает.
Взять Сметанина, хозяина кинематографа «Чудо». Этот буржуй отказался платить налог в пользу просвещения. Не пустил комиссию горсовета, обругал ее гадкими словами.
За саботаж и неподчинение власти Сметанина предали суду трибунала. Приговорили к трем месяцам принудительных работ.
Но что там Сметании! Он – откровенный противник. А есть такие, что на словах за революцию, а на деле норовят ей ножку подставить. Это я об анархистах, которыми верховодит Черепанов, и о «левых» эсерах, у которых председателем Перфильев. На митингах и собраниях они глотки понадорвали, нападая на советскую власть.