Красные озера

Матвей все время силился что-то сказать, но вместо этого хрипел и плевался. Ира гладила его по седым волосам да вполголоса приговаривала: «Потерпи, потерпи, скоро уже». А Радлов… у него от усталости дорога перед глазами плыла. Руки вросли в ткань рулевого колеса насколько сильно, что вся кровь из них перекочевала в это колесо, и кожа побелела. Машина шла неровно, дергалась и постоянно виляла около рытвин в дороге. Угрозы аварии, конечно, не было, но вот бедного старика мотыляло в разные стороны.

Однако, несмотря на трудности, по трассе добрались быстро.

Здание больницы было разбитое, с отшелушивающейся краской на стенах. Из-под ошметков краски выглядывал старый кирпич – бурый и по краям обглоданный. Во дворе неуклюже топорщились плешивые елочки, под ними расстилался тесный заасфальтированный прямоугольник – стоянка для скорой помощи, примыкающая к приемному отделению. На стоянке были две машины неотложки с распахнутыми настежь дверцами. Одна была пуста, из второй двое санитаров, матерясь во весь голос, выволакивали кого-то на носилках. Вокруг носилок сновала беспокойная толпа родственников пациента, всего человек пять или шесть.

– Может, мы чем-то поможем? – лепетали они вразнобой, так что их многоголосие сливалось в мешанину из одинаковых слов: – Может, чем-то поможем? Поможем? Можем? Можно?

– Очень поможете, если замолчите! – не выдержал один из санитаров.

Толпа подняла крик, полный негодования, и за этим криком никто как-то не додумался подпереть или хотя бы придержать двери, ведущие в отделение, так что те схлопнулись прямо на середине носилок. Больной истошно завопил, санитар выругался, и процессия скрылась внутри здания.

Ирина, наблюдавшая за этой сценой с ужасом, тихонько подала голос с заднего сидения:

– Наверное, в другую больницу надо было…

– Здесь кардиоцентр, в этом же здании, – сухо ответил Радлов.

Затем оторвал от руля свои руки, разрушая образовавшиеся связи между обескровленной кожей и мягкой обивкой, вылез из машины, вытащил неподвижного Матвея и взвалил его на себя – легко, как будто в старике живого веса-то и не осталось.

В приемнике царил хаос: у регистратуры мельтешащей гурьбой толпилась родня пациента, попавшего под удар дверей, всюду сновали хмурые, запыхавшиеся люди в больничных халатах, у стен, хрипя и кашляя, ожидали своей очереди больные – кто за сердце хватался да театрально выл, кто постанывал от боли, а иные вовсе лежали без движения, и непонятно было, то ли живые они, то ли уж нет.

– Помощь нужна! – закричал Радлов, но никто его не услышал.

Тогда он побежал вперед по узенькому коридору и напротив смотрового кабинета увидел пустую медицинскую каталку. Аккуратно, словно спящего ребенка, положил на нее старика – а у того уже глаза закатываются, хрипы захлебываются сами в себе, и лицо как будто набок сползает.

Почти сразу к ним подскочила женщина средних лет и недовольно крикнула:

– Кто разрешил-то?! Для другого человека каталка стояла! Господи, что за люди!

– Он умирает вообще-то, – произнесла Ирина, только-только нагнавшая своих спутников.

– Тут все умирают, – буркнула женщина. Потом внимательно поглядела на Матвея, пообещала позвать врачей и скрылась.

Петр направился к регистратуре. Сообщил имя и фамилию старика, протянул в оконце мятую стопку из необходимых документов и стал ждать оформления, нервно топая ногой.

– Вы родственник? – раздалось по ту сторону мутного стекла.

– С одного поселка мы. У нас там все как родственники.

Из-за стекла послышалось неодобрительное цоканье, затем в щели снизу показалась тоненькая девичья рука с обрывком бумаги.

– Контактные данные свои запишите.

Радлов послушно указал свой адрес и телефон и протянул бумажку обратно в щель.

– Полных лет сколько? – донеслось оттуда.

– Семьдесят восемь.

– Диагноз какой по скорой?

– Мы не по скорой. У нас одна подстанция на несколько поселков. Мы сами привезли. Инсульт, я думаю.

За стеклом тяжело вздохнули и попросили подойти позже, когда предварительный диагноз будет известен.

Когда Радлов вернулся в коридор, Матвей все еще лежал на каталке, а Ира растерянно озиралась, не зная, куда приткнуться.

Чуть дальше поставили еще одну каталку. На ней был полуголый старик – трясся и орал, не переставая: «Помру! Помру! Помру ведь!». Молодой парень в светло-синем халате измерял ему давление.

– Вы чего здесь до сих пор? – обратился Радлов к Ирине. – Врач где?

– А… никто не подошел…

Лицо у Петра задергалось от злости, он побагровел и ринулся в смотровой кабинет. Там за столом друг напротив друга сидели молоденькая медсестра в ворохе бумаг и врач – пожилая женщина с тоненькими, недобро поджатыми губами.

– Вы чего, б вашу мать?! – закричал Петр во все горло. – Мы двадцать минут ждем, дед отходит уже!

– У нас три скорые, – ледяным тоном произнесла женщина. Губы-ниточки на ее лице при этом шевелились, как какое-то красное насекомое – медленно и вязко. – Дверь закройте с той стороны, к вам подойдут.

– У вас эти три скорые орут на всю больницу – живые, значит. Зад-то поднимите свой!

В ответ тот же ледяной тон, с нотками раздражения:

– Я сказала, дверь закройте.