— Не кипятитесь. Не поучаю. Но промолчать — не могу, не имею права! Продразверстка сейчас — главное для всех коммунистов губернии. Потому она так успешно и выполняется. Тут мы с вами в ногу. А вот насчет того, чтобы любой ценой взять хлеб, — не согласны! Надо так взять, чтобы трудящегося крестьянина не озлить, в кулачью стаю не толкнуть… Да не гудите вы! Лучше подумайте, как разверстку выполнить и беззаконий не допустить. Чека завалена жалобами крестьян. Надо сурово и публично наказать загибщиков. Чтоб другим неповадно было. И чтоб крестьянин по этим самодурам или переряженным врагам Советскую власть не мерил. Уверен — губком и губисполком поддержат нас…
— Пускай сама чека выполняет разверстку!
— Мы головой рискуем, а нас к ответственности!..
— Чека создали для борьбы с контрреволюцией… — выкрикнул Горячев.
— Вот именно! — рассек его фразу Чижиков.
— …а вы с кем боретесь? — как бы пятясь и извиняясь, скомкано докончил Горячев, уже жалея, что высунулся.
— С ней и боремся! Разве то, что вытворяет продотряд Обабкова, не контрреволюция наизнанку? — размашисто и звонко хлестнул разъяренный Чижиков. — Надо совсем обалдеть, чтоб не понимать этого…
И посыпал увесистыми раскаленными фразами, да так напористо и убежденно, что в настроении продработников наметился перелом. Но Пикин с ходу произнес еще одну искрометную речь, и заседание закончилось с тем же настроем, с каким началось.
Вениамин последним перешагнул порог кабинета, замешкался у неприкрытой двери, услышал:
— Черт тебя побери, Григорий, ты что, не понимаешь? Карасулин прав, сами плодим врагов.
— Не по тому компасу рулишь. Карасулин тебя еще не в такую трясину заманит. Посмотри, кто вокруг него. Волостной комсомольский секретарь — истеричная гимназисточка. Шекспиров разыгрывает на сцене, стишки про любовь…
— Разучился ты человеком быть. Жаль мне тебя… Прошу на коллегии губпродкома рассмотреть наше представление о нарушении революционной законности продотрядом Обабкова.
— Послушай, Чижиков, — Пикин еле владел собой, — не лезь куда не следует, Мы сами как-нибудь разберемся в своих делах.
— Жаль, но я вынужден…
— Не пугай… Валяй, жалуйся хоть самому господу богу, только под ногами не путайся, не лезь…
— А это уж не тебе решать, куда нам лезть…
Вениамин едва успел отступить от двери кабинета, сделав вид, что ковыряется в занедужившей зажигалке.
— Заело? — Чижиков зло прищурился.
— Техника. — Вениамин изобразил на лице улыбку.
— Ненадежна. Откажет — и не полыхнет…
— На такой случай есть кресало, — с беспечной веселостью ответил Вениамин, соображая, куда целит председатель губчека.
— Шумная штука. Тишины боится.
— Не понимаю вас, — как можно спокойнее выговорил Вениамин, чувствуя в горле булькающие толчки крови.
— Чтоб понимать, надо знать друг друга.
— Рад буду познакомиться с вами поближе. — Горячев галантно поклонился.
— Я тоже. Кстати, откуда вы узнали о Катерине Пряхиной?
— Из газет, — не задумываясь, поспешно ответил Вениамин.
— Вот курьез. Газетчики говорят: от вас узнали.
«Скотина Кожухов, проболтался спьяну», — догадался Вениамин и заторопился исправить ошибку.
— Мы действительно не понимаем друг друга. Впервые о челноковских событиях я узнал из газеты. А что касается обстоятельств воскрешения Катерины Пряхиной, так их газетчики узнали от меня.
— Каким ветром занесло ее к вам?
— Челноковский поп завез. Ори-ги-нальный тип. Ввалился среди ночи — помогай, в больницу не берут. Я всю войну в госпитале, немного знаком с медициной. Осмотрел, перевязал. Потом уговорил, чтоб сообщила о себе. До того была напугана, в любую щель готова…
— Вот и заползла. До свиданья.
«Куда заползла? О чем он?.. Кружит, как ястреб над цыпленком. Еще раз предупредить Катерину. Кажется, любит… Позарез нужен свой человек в чека… Скорей бы качнуть. Тогда сквитаемся… то-ва-рищ Чи-жиков».
Председатель Северской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Гордей Артемович Чижиков всю ночь писал донесение о грубых злоупотреблениях властью и нарушениях революционной законности при проведении разверстки. Ни в разговоре, ни на бумаге он не терпел гладеньких, облегченных, обтекаемых фраз, потому по нескольку раз перечитывал каждое предложение, походя ероша его и заостряя. Документ заканчивался следующими выводами: «Эсеры, недобитые белогвардейцы и кулаки, умело используя недовольство крестьян, пытаются разжечь антисоветский мятеж. И разожгут, если мы немедленно не восстановим революционный правопорядок в деревне».