Красные плащи

— О, хвала Артемиде! — воскликнула женщина, увидев довольную мордашку своей питомицы. — Мы думали, она в подвале, связанная...

— Никто не обидит здесь дочь благородного Эгерсида. Присаживайтесь, там, на скамейке, как раз есть два свободных места...

Трапеза, собственно, уже подходила к концу, и пожилая чета вскоре собралась в обратный путь, забрав доставившую столько переживаний шалунью. Вместе с ними пошёл и Ксандр: хозяин поручил ему доставить корзину с фруктами к дому блистательного пентеконтера.

V

Агесилай, прихрамывая, спустился по ступеням храма Афродиты. Конечно, лучше было бы принести жертву Артемиде — ведь лаконцы находятся под её особым покровительством, но нежную богиню любви так чтут здесь, в Мегарах... Приходится считаться с обычаями союзников.

Полководец был без доспехов и оружия — только длинный чёрный посох, помогавший при ходьбе. Его хламида[80], лишённая всякой отделки и украшений, могла показаться совсем простой, если бы не царский пурпур ткани, благородными линиями обливавшей ещё стройную, несмотря на годы, фигуру величайшего воина Эллады. Пусть молодёжь пощеголяет в сверкающем металле; бремя власти и ответственности будет потяжелее боевой брони...

Знаком повелел телохранителям следовать чуть сзади: хотелось ещё раз сосредоточиться на итогах прошедшей кампании[81], подумать, как скажутся они на положении в Фивах и настроениях в Спарте, среди её союзников и недоброжелателей, а значит, и на ходе всей войны в целом.

Фивы... Кто бы мог подумать — Лакония, сокрушившая мощные Афины, будет испытывать тревогу из-за города, где — трёх лет не прошло с тех пор — стоял спартанский гарнизон?

Царь вздохнул: ещё совсем недавно он заботился о распространении власти Спарты на Малую Азию. Как быстро меняется мир!

— Приветствую тебя, царь Агесилай!

Старый лев недовольно вскинул голову: как втолковать людям, что сейчас ему необходимо уединение, хотя бы такое, чтобы немолодой человек мог, хромая, проделать путь от храма к правительственному зданию, где его ждут послушные Спарте олигархи? Но, вспыхнувшее было раздражение, уступило место чувству, близкому к любованию тем, кто быстро, но без суеты подошёл к нему.

Каковы рост, разворот плеч, посадка головы, украшенной тёмной вьющейся шевелюрой! Лёгкий шаг при немалом весе говорит о силе мускулов и тонком стане, а прямой открытый взгляд не может не вызвать ответного доверия человека честного, отважного, лишённого желания пакостить ближним.

Светло-голубой гиматий, гармонируя со светло-серой тканью хитона, сходился прямыми складками на левом плече, придавая стремительность и одушевлённость могучему телу.

— Нет, — подумалось царю, — пусть афинский щёголь завернётся в блестящие ткани, обвешается золотыми побрякушками, обольётся душистыми маслами — и всё равно будет выглядеть как фазан рядом с орлом в сравнении со скромно-изысканным лаконским аристократом!

Агесилай узнал пентеконтера Эгерсида: отличный воин, он стал настоящим героем этого похода. А ведь эфор Эвтидем предостерегал о нём, советовал приглядываться и следить!

Впрочем, он, царь, знает цену эфору. Если тот характеризовал пентеконтера как человека, пренебрегающего спартанскими ценностями и склонного к смущению умов, то скорее всего сводил личные счёты.

— Привет и тебе, Эгерсид. Что привело тебя сюда?

— Желание говорить с тобой, царь. В походе ты был занят руководством войсками, немало дел было и у меня. Сказать же хочу многое.

— Говори, — Агесилай поджал губы: неужели эфор был прав и сейчас последуют жалобы, просьбы и доносы?

— Мы второй год подряд вторгаемся в Беотию, но не смогли добиться решающего результата. Фиванцы не разбиты. Более того, в этом году они сражались значительно лучше, чем в году минувшем. Что ждёт нас в год будущий, царь?

— Ты храбро сражался, Эгерсид. И умело. Иначе я подумал бы, что у тебя зародилось сомнение в нашей способности к победе.

— Я хочу победы! — воскликнул Эгерсид, сопровождая слова скупым жестом руки. Но на будущий год нас может встретить куда более сильный противник.

— Не забывай, мы не позволили фиванцам собрать урожай, вырубили плодовые деревья, лишили их большей части скота! Мы уходим, но поздней осенью, зимой и весной за нас будет воевать голод! Кто знает, что произойдёт за эти холодные и голодные месяцы в Фивах?

— Они смогут купить хлеб где-нибудь ещё. Афины после выходки Сфодрия помогают Фивам в открытую.

Агесилай вновь нахмурился. Упоминание Сфодрия прозвучало как скрытый упрёк. Ведь именно он по просьбе своего сына Архидама препятствовал наказанию виновника легкомысленного нападения на афинский порт Пирей!

— Хлеб, даже если он и будет куплен, надо ещё доставить в Фивы... А впрочем, зачем я спорю с тобой? Говори прямо, чего ты хочешь?

— Я думаю, что, если мы не сломим Фивы одним сильным ударом, могуществу Спарты придёт конец. Союзники станут покидать нас, множа число противников. Твоя стратегия, царь Агесилай, преследовала цель истощить врага, и ты прекрасно провёл её.