— А кто за нас заплатит? — спросил Борька.
— Уже заплатили, — ответил я. — И обед сами готовят, по очереди.
Борька поразмышлял минуту, потом сказал:
— Эта столовая в складчину, да?
Я с удивлением посмотрел на Борьку. Ну и молодец, какое точное слово нашел.
— В складчину, — сказал я, и мы пошли домой.
На следующий день я отправился в столовую один. Вошел и удивился: на каждом столике стояло блюдечко с укропом.
— А это чья бригада вырастила? — спросил я у директора столовой черноголового казаха Мухтара.
— Один человек — какая бригада? — засмеялся Мухтар.
— Один человек? — спросил я. — Кто же он?
— Борька, — сказал Мухтар, — твой приятель.
Надо ли рассказывать, что суп в тот день показался мне во много раз вкуснее. Даже не приправленный укропом. Я как-то вдруг забыл о нем.
ИДУТ ЦЫПЛЯТА
На войне я был радистом. Однажды я очень устал и заснул прямо в наушниках. И мне приснился сон. Будто я в мирное время кормлю дома цыплят.
Цыплята злые, голодные и пищат так, как будто участвуют в конкурсе на лучшего крикуна. На войне, а снятся цыплята. Надо же! Но во сне чаще всего бывает наоборот.
Я потом долго вспоминал этот цыплячий сон. Потому что из-за него едва не проворонил важное донесение. Хорошо, что цыплята, в конце концов, разбудили меня, и я услышал, как пищит в наушниках электрическая азбука Морзе. Это штаб батальона передавал штабу полка, в котором я служил, шифрованную радиограмму.
И вот уже в мирное время сон опять вернул меня на войну. Будто я сижу в штабе полка и принимаю цифры, которые по азбуке Морзе передает мне штаб батальона.
«Ти-та-та-та-та...
Точка, тире, тире, тире, тире. Это — единица. «Ти-ти-та-та-та... »
Точка, точка, тире, тире. Это — двойка.
Помню, когда мы учились на радистов, то придумали считалочки. Чтобы лучше запомнить цифры.
У тройки была такая считалочка: «И-дут-цып-ля-та... » И-ДУТ-ЦЫП — точки, ЛЯ-ТА — тире.
И вот я силюсь понять то, что передает мне радист штаба полка. Но, странное дело, ни одна цифра не укладывается в сочиненную нами считалочку. Ни двойка, ни тройка, ни пятерка. Наконец, я догадываюсь почему. В наушниках звучат сплошные тире. Одни тире без точек. А это все равно, как если бы кто-нибудь попытался говорить с другими, пользуясь одной только буквой «т».
«Т-т-т-т» (тире на языке азбуки Морзе означает «т»).
Попробуй пойми, что он хочет сказать.
Я рассердился и выключил радиостанцию. Но тире настойчиво лезли в уши. Тогда я поступил так, как на моем месте поступил бы всякий благоразумный человек. Я проснулся.
Но тире не пропадали, нет. Они звучали еще громче.
«Это не тире, — догадался я. — Тире тут ни при чем».
Я сунул руку под кровать и выудил клетку с цыплятами. Так оно и есть. За ночь население нашей комнаты увеличилось на пять будущих петушков или курочек. Я сразу догадался, чьих рук это дело. Борька как-то говорил мне о том, что в школе задумали устроить птицеферму.
Живые, как огоньки, цыплята сновали по клетке и настойчиво требовали:
«Пить-пить, пить-пить...»
На языке цыплят это означало еще и «есть».
Однако где же тот, кто должен был с утра накормить и напоить своих иждивенцев, — где Борька?
Он преспокойно спал, рассудив, видимо, что главное — взять шефство, а там во всем можно будет положиться на маму. Уж кто-кто, а мама ни его, Борьку, ни Борькиных цыплят не оставит без внимания.
Пора, пора было вывести Борьку из этого заблуждения.
Я оделся и тихонько вышел из комнаты.
Утром, за чаем, Борька сообщил родителям радостную весть: ему поручили вырастить для школы пятерых цыплят.
— Пятерых цыплят? — удивился папа. — Целое стадо...
Борька не умел врать.
— Давали двух, — сказал он. — Еще трех я попросил сверх плана.
Борька во всяком деле любил размах.
— По какой системе ты их будешь выращивать? — спросил папа.
Ни о каких системах Борька никогда не слышал. Поэтому он с надеждой посмотрел на маму.
— Ну что ж, — сказала мама. — Если мой дом подходящий курятник...
Борька, почувствовав угрозу, наморщил нос и с надеждой посмотрел на папу.
— Под курятник можно приспособить сарай, — сказал папа.
— Ты мне поможешь? — сейчас же спросил Борька.
— Теоретически, — ответил папа.
— А мама?
— Теоретически, — ответила мама.
— Ладно, — сказал Борька. — Помогайте, только поскорей.
— Сегодня же, — сказал папа.
«Теоретически!..» Вряд ли Борька слышал когда-нибудь это слово. Но он и виду не подал, что оно ему незнакомо.
Но я был на этот счет другого мнения. Я не хотел, чтобы в Борькиной памяти оставались «белые пятна» слов. Живет в памяти слово, а что оно значит, неизвестно.
— Теоретически — это что? — спросил я у Борьки.
— Большой, а не знает, — съязвил Борька.
Хитрец, он хотел увильнуть от ответа.
— Знаю, но запамятовал, — сказал я.
— А кто же помнит? — не унимался Борька.
— Вот эта книжка, — сказал я. — Я поручил ей помнить то, что могу забыть.
Книжка, которой можно поручить помнить! Это было интересно.
— Покажи, — сказал Борька.
Я протянул ему словарь иностранных слов.
Борька оживился.
— Шестью семь — сколько? — спросил он.
— Это помнит таблица умножения, — сказал я. — А эта книжка помнит только слова.
Я углубился в чтение.