Читаем Красные соколы полностью

Официантка из ресторана северо-восточной кухни глянулась Бычкову с первого взгляда. Слово за слово, и Жора узнавал про Джу все больше. Она незамужняя, живет в Харбине вместе с родителями. Официанткой Джу подрабатывает по вечерам, а днем учится в институте, где изучает туризм и гостиничное дело, а также русский язык. Она уже давно искала хорошего русского друга, чтобы иметь с ним разговорную практику.

Бычков предложил Джу упражняться в русском языке у него на квартире, и та согласилась.

Они стали проводить тематические занятия на темы: «В такси», «На рынке», «В больнице» и прочее. Но скоро Бычкову наскучили эти стандартные ситуации, и он решил внести в занятия живинку.

– Джу, как называется улица, на которой мы сейчас находимся? – спросил Жора, будто бы не знал этого.

– Гогэлидацзэ, – простодушно ответила Джу.

– Эта улица названа в честь известного русского писателя Гоголя? – уточнил хитрец.

– Да, это так, – подтвердила простушка.

– Ты знаешь повесть Гоголя «Ночь перед Рождеством»? – спросил Бычков.

– Это мое самое любимое произведение! – обрадовалась Джу.

– Давай изучать русский язык по этой повести, – предложил Жора.

– Классно! – согласилась Джу. – А как?

– Мы разыграем в лицах сценку, в которой дьяк ухаживает за Солохой, – объяснил Бычков.

– Ой, как интересно! – захлопала в ладоши Джу. – Начнем поскорей!

И театральная репетиция началась.

– Что это у вас? – спросил Жора, прикасаясь к обнаженному предплечью официантки, поскольку та была в футболке и джинсах.

– Это рука! – ответила Солоха.

– А это что у вас? – продолжал змей-искуситель, погладив шею ничего не подозревающей жертвы и заглядывая в вырез ее футболки.

– Это шея! – голос Солохи чуть дрогнул.

– А это? – хитрец кончиком указательного пальца провел по зардевшейся стыдливым румянцем щеке девушки.

– Это щека! – сказала Солоха в растерянности.

– А это? – продолжил сценку дьяк, прикасаясь своими губами к ее губам.

– Про поцелуй у Гоголя не написано! – громко возразила прилежная ученица, залепив звонкую пощечину фальсификатору текста.

– Это не то, что ты подумала! – стал объяснять Жора.

– Я подумала именно то! – не приняла его оправдание Джу.

– Это была тисинь (импровизация)!

– Это было саожао (приставание)!

И тогда Бычкова признался по-китайски:

– Во ай ни (я тебя люблю)!

– Правда? – нежно переспросила Джу. И добавила уже практическим тоном: – Так бы сразу и сказал, вместо того, чтобы разыгрывать целый спектакль.

– Можно, я тебя еще поцелую? – попросил осмелевший Жора.

– Нельзя! – горячо возразила Джу. – Мы и так уже перепрыгнули через несколько ступеней!

– Каких еще ступеней?

– Лестницы ухаживания парня за девушкой.

– Что за лестница такая еще?

– Девушка может позволить парню прикоснуться к своей руке лишь за неделю до помолвки. К шее – через неделю после помолвки. А ты уже поцеловал меня в губы – это можно лишь супругам!

– К чему эти древние обряды и церемонии? – стал переубеждать Жора. – Ты же современная девушка!

Но Джу остудила его пыл:

– Я порядочная девушка. В Китае не принято жить как муж и жена до свадьбы. А ты даже не знаком с моими родственниками.

– Так познакомь же меня со всей своей родней – от грудного ребенка до столетнего пращура! – воскликнул Бычков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза