Красные цепи [Трилогия]

Шофер молча закрыл дверь, с душераздирающим скрежетом дернул длинным рычагом передач и втопил в пол педаль газа так, что Даниил не удержал равновесие и полетел на историка.

– Извините.

Тот не ответил: стоял, ухватившись за поручень, и смотрел в клубящуюся снегом мглу впереди.

– Если можно, быстрее.

– Не видно ничего, и дорога скользкая, улетим, – ответил водитель, но скорость прибавил.

Мимо проносились темные громады домов, похожие на жилища сказочных троллей, окутанные упавшими тучами. Даниил шлепнулся на сиденье, изо всех сил схватился за спинку переднего кресла и уперся ногами, чтобы удержаться на крутых поворотах.

– Ты живешь на Рогатке? – спросил Аркадий Леонидович.

– Ага.

– Покажешь, где тебя высадить.

– Нет, – замотал головой Даниил. – Я с вами.

– Это еще почему?!

– Вы не знаете, с чем придется иметь дело. А я знаю.

Он подумал немного и спросил:

– Кстати, а почему такая спешка?

– В интернате на Предпортовой работает Карина, – ответил историк и объяснил: – Моя жена.

– Тогда понятно. У нее, наверное, нет такого мешочка с травами, да? Может, нам не ехать, а просто помолиться, как думаете?

Аркадий Леонидович только зыркнул угрюмо, но ничего не сказал, и дальше они ехали молча. Даниил смотрел в окно: вот промелькнул «Корабел», весь в лохмотьях сорванных вывесок, темное здание театра, ведущая к дому боковая улица, напоминавшая узкое ущелье в горах, захваченных непогодой. Даниил представил себе, что сейчас творится в квартире: отец на уши поднимает весь город, мама обзванивает его друзей и знакомых. Так всегда: взрослые действуют, только если их самих или самых дорогих им людей коснется что-то по-настоящему страшное, а до этого ограничиваются рассуждениями, как правильно жить. Могут еще травяной сбор из аптеки преподнести вместе с парой добрых советов.

Справа потянулись массивные тени неразличимых во мгле предприятий, ангаров, складов; автобус вильнул, сворачивая с проспекта, заскользил по асфальту, качнулся и с трудом выровнялся, выскочив на встречную полосу. Шофер вполголоса выматерился.

Через несколько минут они затормозили напротив приземистого деревянного дома за высокой ажурной оградой с навершиями из копий и шишек. Аркадий Леонидович протиснулся в дверь, когда она еще не успела открыться, и бегом устремился ко входу. К тому моменту, когда Даниил, не забыв попрощаться с водителем, выбрался из салона, историк уже скрылся за тяжелой двустворчатой дверью. Автобус, недовольно завывая, развернулся в три приема на узкой улице и скрылся во тьме. Даниил натянул капюшон поверх шапки и подумал, не пойти ли за учителем следом, как тот с грохотом вырвался на крыльцо, чуть не рухнул, пробежал по ступеням и крикнул:

– Ее тут нет!

«Опоздали», – подумал Даниил.

– Что будем делать?

– Бежать! Думаю, ты знаешь дорогу.

* * *

У мальчика, схватившего Карину сзади, было бледное, почти белое лицо, испещренное черными точками подсохшей угревой сыпи; жирные волосы торчали в разные стороны, как гротескные перья, а круглые глаза по-совиному выпучились. От него смердело немытым телом, лежалой одеждой и чем-то сладковатым и тошнотворным. Он с такой силой стянул ей запястья веревками, что через минуту кисти рук онемели, а потом, вооружившись длинным обрезком полосатого шнура, сопя, полез ей под юбку, чтобы связать ноги.

– Филин, ты дурак, что ли? – окликнул его парень с пистолетом. Он сидел справа от Карины и не опускал оружия, больно упирая блок из стволов ей под ребра.

– А что?

– Ты ей ноги сейчас перевяжешь, а как мы ее до ямы тащить будем? Волоком? Пусть сама идет.

– Ага, а если не пойдет? – угрюмо возразил Филин. – Все равно волочить придется. Под забор она уж точно сама не полезет.

– Ну да, тоже верно. Ладно, вяжи.

Филин мрачно осклабился и завозился у Карины под юбкой, с шумом принюхиваясь и плотно обматывая веревкой лодыжки. Она поморщилась.

– Мальчики, вы делаете большую глупость, – сообщила Карина, стараясь говорить как можно ровнее. – Меня будут искать и найдут.

– Заткнись! – рявкнул Волк и с силой ткнул ее пистолетом в бок. – Никто тебя не найдет, ясно?

– Ну не меня, так мой труп, – продолжала Карина. – Вам сколько лет? Тринадцать? Четырнадцать? Убийство – это особо тяжкое преступление, да еще и совершенное группой лиц, и с оружием, и по предварительному сговору. На свободу выйдете, когда ваши сверстники уже карьеру сделают и детей будут рожать по второму разу.

Филин, оторвавшийся наконец от ее ног, отвернулся к окну и запыхтел. Карина бросила взгляд в зеркало над приборной доской: у мальчишки, сидящего за рулем, был сосредоточенный взгляд человека, пытающегося сконцентрироваться на чем-то, чтобы уйти от пугающих мыслей.

– А я и не собираюсь делать карьеру, да и рожать тоже, – огрызнулся Волк. – И заткнись уже, пока я тебя прямо здесь не вальнул, поняла?

– Здесь не убьешь, – сказала Карина. – Вы должны меня принести в жертву. Кстати, Мамочка не высказала пожеланий, как именно?

Автомобиль вильнул на узкой дороге и едва не слетел в кювет. Филин вытаращился на Карину, приоткрыв рот. Только Волк, если и был удивлен, не подал виду, скривился и процедил: