Красные туманы Полесья

– Ты служил не мне, а великой Германии, Третьему рейху. Давал клятву до конца жизни своей бороться с ее врагами, так?

– Так точно!

– Ну тогда исполни долг до конца. У тебя семья есть?

– Тут нет, вывез, как и старший полицейский, в дальний район к родственникам.

– Значит, твоей семье ничего не грозит?

Полицейский пожал плечами.

– Вроде нет.

– Помолчи.

К взводному подошел командир отделения.

– Разрешите доложить, герр оберштурмфюрер?

– Докладывай.

– На площади тела двенадцати мужчин, двадцати одной женщины, шести детей и подростков. Среди мужчин староста и один полицейский. Всего тридцать девять трупов.

Командир взвода повернулся к младшему полицейскому, выхватил пистолет и выстрелил. Тот и понять толком ничего не успел, рухнул под ноги офицера СС.

– Сорок, шарфюрер. Для ровного счета. Все равно этому полицейскому долго не прожить даже в райцентре. Хорошая работа. Сворачиваемся, уходим в Горош.

Эсэсовцы бросились к бронетранспортерам, и вскоре колонна ушла из расстрелянного села. А к убитым родственникам с воем бросились жители села, оставшиеся в живых.

Командир роты СС услышал выстрелы на полпути к Лозе.

«Как бы не разбежались люди в деревне. Хотя не должны. Восемь километров впереди. Выстрелы там вряд ли слышны», – подумал он и оказался прав.

Народ из Лозы не разбежался. Староста Косарев с полицаями успокоили его.

В 9.10 на площадке у сельмага и бывшего сельсовета встали бронетранспортер и грузовой тентованный «Опель». Из грузовика выскочили полицейские, из бронетранспортера – четверо эсэсовцев с автоматами.

Командир роты тоже спустился на землю и кивнул Калачу.

Тот подозвал своего заместителя Лыкина и распорядился:

– Степа, давай ребят по домам! Пусть сгоняют всех сюда.

К ним подошли староста, полицаи Буганов и Шмаров.

Калач взглянул на Буганова и спросил:

– Евреи на месте?

– Так точно, Мирон Фадеевич. Сам ночью от соседа смотрел за подворьем.

– Молодец, это тебе зачтется. – Он повернулся к гауптштурмфюреру, подошедшему к ним, и доложил: – Клиенты на месте, можем брать.

Тот указал на полицейских и спросил:

– Это они работают с тобой?

– Так точно.

– Возьмите еще пару человек, блокируйте дом, где скрываются евреи. Я отдам команду старосте, подойду, только дом обозначьте.

– Да чего обозначать-то? Тут одна улица, отсюда влево, предпоследнее подворье справа.

– Выполняйте!

Полицаи направились к дому бывшего управляющего отделением колхоза «Заветы Ильича». Староста преданно смотрел в глаза офицеру СС.

– У вас в деревне есть большой сарай? – спросил Бонке.

– Недавно построили вместо старого овина.

– Туда все жители поместятся?

В глазах старосты вспыхнул испуг.

– А что вы хотите делать?

– Косарев? Так?

– Так точно!

– С каких это пор, Косарев, ты решил, что можешь задавать вопросы офицеру СС?

– Извините, но…

– Итак, я спросил, в новый сарай все жители деревни поместятся?

– Да, тесновато будет, но поместятся.

– Крепкие стены у сарая?

– Так точно, березовые.

– Крыша?

– Соломенная.

– Ворота?

– Дубовые.

– Где этот сарай?

– А вот на околице, где ферма.

– Гут. Помогай собирать людей, и чтобы все были здесь. А то, о чем ты подумал, выбрось из головы. В наказание за сокрытие евреев люди посидят сутки без воды и еды. Потом выпустишь их. Ключи же у тебя?

– Так точно! – Староста облегченно выдохнул.

Он поверил гауптштурмфюреру СС.

Бонке прошел к дому Тимофеева. Двор оказался довольно большим, ухоженным. Не сказать, что здесь проживает одинокий пожилой человек.

Через сени гауптштурмфюрер зашел в большую комнату, половину которой занимала русская печь. Хозяин дома лежал на полу, лицо в крови.

Евреи сбились в угол, сидели на корточках, обняв друг друга. В их глазах застыл животный ужас.

Гауптштурмфюрер указал на Тимофеева и спросил:

– Что с ним?

Калач потер кулак.

– За кочергу схватился, когда зашли. Пришлось бить.

– Подними его.

Калач без особых усилий поставил на ноги бывшего управляющего отделением колхоза.

– Кузьма Тимофеев? – спросил Бонке.

– Он самый. Чего явились? Хотя и так ясно. За ними. – Тимофеев кивнул на евреев.

– Изволь, Кузьма, отвечать на мои вопросы. Где твои сыновья?

Тимофеев попытался усмехнуться, но боль скривила его лицо.

– Где, спрашиваешь? Один в Красной армии служит, политрук стрелковой роты, бьет фашистскую нечисть у города Ленина, другой в партизанах. Тоже воюет с вами.

– Ты этим гордишься?

– Да, я горжусь своими сыновьями, правильно их воспитал. – Он кивнул на Калача и полицаев. – Не так, как этих уродов. Их матерям аборты надо было делать, а не рожать извергов.

Калач дернулся, хотел было ударить пожилого мужчину, но гауптштурмфюрер остановил его:

– Не трогать, Калач!

– Калач? – спросил Тимофеев. – Так вот ты какой, кровопийца. Жаль, не могу удавить тебя собственными руками.

Начальник полиции вновь дернулся и опять был остановлен офицером СС.

– Я сказал не трогать. Стоять, где стоишь, Калач!

– Слушаюсь, герр гауптштурмфюрер!

Командир роты повернулся к полицаям и приказал:

– Уведите его на площадку в центр деревни. Дождетесь коллег из райцентра – передадите.

– Да, герр гауптштурмфюрер.

Тимофеева увели.

Бонке подошел к семье евреев.

– Годман Иосиф Абрамович?

– Да, господин офицер.