Красные волки, красные гуси (сборник)

– Сегодня болит сильнее, доктор Дойл.

– Так и должно быть. Это от упражнений. По крайней мере, колено, я вижу, начало сгибаться.

– Ну…

– Вы еще поиграете в крикет, друг мой.

– Я не хочу играть в крикет. А, вот и Лили. Здравствуйте, мисс Лодер-Саймонс.

Лили Лодер-Саймонс, высокая, светловолосая, с подвижными нервными руками, вошла в гостиную, быстро прикрыв за собой дверь.

– Я готова, доктор Дойл, – сказала она, не ответив на приветствие. Казалось, она вообще не заметила Мемпеса.

Далеко на континенте, под Ипром, лицом к лицу сходились армии.

* * *

Окна гостиной были плотно зашторены; в темном небе над темной землей, над старой доброй Англией медленно плыл начиненный, точно гигантская рыба – икрой, смертоносными бомбами шестисотфутовый цеппелин…

Одинокая свеча горела посреди стола.

– Мне нужна бумага, – сказала Лили, – много бумаги.

– Это же дом писателя. – Дойл улыбнулся.

– Тогда…

Она закрыла глаза и замолчала. Дойл вновь услышал грохот пушек за проливом; он звучал, как отдаленный гром.

Джин нетерпеливо пошевелилась:

– Я не…

– Тсс!..

Руки Лили Лодер-Саймонс двигались сами по себе.

– Кто здесь? – спросила она низким голосом.

– Бумагу, – прошипел Дойл, – подсуньте же ей бумагу…

– Это…

– Смотри-смотри…

– Кто здесь? Что ты хочешь сказать?

Язычок свечи пластался и плясал, и пальцы яростно царапали бумагу, прорывая ее насквозь.

– Назови первую букву твоего имени. Имя!

Рука отбросила бумагу и схватила следующий листок.

– «Я», – прочитал Дойл. – «Яков»? Нет…

Он подобрал второй листок.

– Я Малк… ска… скажи Джин… я…

– Нет! – отчаянно завизжала Джин, заткнув уши и зажмурившись. – Нет! Она врет! Все врет!

– Убит, – гласил следующий листок.

Мортимер осторожно поддержал миссис Дойл под локоть.

– Пойдемте, сударыня.

Белая рука продолжала писать. Слепые глаза неподвижно уставились на пламя свечи, и оно трепетало под этим взглядом.

– Атака… захле… Со… Сомма… Скажи Артуру.

– Что? – Лист бумаги трепетал в руках у доктора, точно белая ночная бабочка – Что ты хочешь мне сказать? Малькольм? Малькольм, это ты?

– Сомма, – крупными буквами было выведено на бумаге.

Рука продолжала скользить по последнему уцелевшему листку все тише, тише…

– Я дал ей камфарные капли, – сказал Мортимер, появившись в дверях, но она…

Лили приходила в себя. Она несколько раз моргнула, увлажняя пересохшие глазные яблоки.

– Получилось?

– Да, Лили. – Рука Дойла разглаживала последний лист бумаги. – Получилось. Но…

– Что? – Бледная худая рука вцепилась в его запястье. – Что, мистер Дойл? Где Джин?

– Когда вы последний раз получали письмо от Малькольма?

– Три дня назад. Они стояли под Ипром. Что?

Она в упор посмотрела на него. В расширенных глазах отражалось пламя свечи.

– Малькольм? Нет!

– Похоже на то, мисс Лодер-Саймонс. Если только…

– Если?

– Если вашим посланиям можно верить.

Она покачала белокурой развившейся прической.

– Не моим, доктор. Их посланиям. О да, им можно верить. Малькольм, боже мой, Малькольм…

Она провела рукой по глазам и неверной походкой направилась в ту сторону, куда ушла Джин.

– Они были помолвлены. Она и он, – грустно заметил Дойл. – Но я не понял. Сомма… передай Артуру… что? Если бы я мог…

Из дверей доносились сдавленные рыдания.

– Джин плачет, – тихо напомнил Мемпес.

– Да, но ведь… Мертвые живут. То есть… он говорил с нами!

– Вы уверены, сэр? Это было так… невнятно.

– Проклятье! – Дойл сердито стукнул могучим кулаком по столу. – Послания приходят, но такие запутанные. У Лили тоже погиб брат, вы знаете? Словно тысячи их толпятся у двери, пытаясь пробиться к родным и близким! Вот если бы я мог получить окончательное, достоверное подтверждение.

В соседней комнате на диване, обнявшись, рыдали женщины.

– Мне бы не помешала выпивка, – сказал Мортимер.

* * *

– Все верно. – Дойл болтал в чашке серебряной ложечкой, размешивая сахарин. – Сомма… Рыбаки на побережье уверяют, что слышат грохот канонады там, за проливом.

– Иллюзия, – жалобно сказала Джин. – Они просто напрягают слух, слушают, слушают…

– И рано или поздно начинают слышать. А это значит – самое время для сеанса. Позови секретаря, дорогая. Я напишу Лили. И скажи горничной, пусть приготовит ей комнату.

– Нет! – Джин вскочила, отбросив стул. – Нет, Артур…

– Но, дорогая, – мягко сказал Дойл, – это же элементарный эгоизм. Женские страхи. Ты представляешь, как важно для тысяч людей узнать…

– Я ничего больше не хочу знать. – Она зажала уши руками и топнула ногой. – Я не позволю… Это словно… словно один зовет за собой другого! Сначала Малькольм. Потом Дик… Потом… кто еще, Артур? Этот милый молодой человек, муж твоей сестры? Все, кого мы любим! Все. Словно чья-то рука шарит в толпе и выхватывает их по одному… Артур, а ведь там еще Иннес! И Кингсли!

Дойл расстегнул воротник.

– Под Ипром, – сказал он самым рассудительным голосом, – погибли тысячи. Тысячи гибнут на Сомме. Это просто… статистика.

– Я не хочу такой статистики! Я не хочу!

– То, что я делаю, – это для них. Для погибших. Для их близких.

– Это не для них, Артур. Это для кого-то другого. Ты делаешь все это для кого-то другого.

– Ты просто напугана. И расстроена. Добрый день, Джереми.