Красные волки, красные гуси (сборник)

Воздух был раскаленным и влажным, в нем стоял крепкий запах распаренных тел, перемешанный с вонью из туалета.

Пока отец заталкивал вещи под полку, Блоха вскарабкалась на столик под окном и уже примеривалась, как бы залезть наверх.

– Лютик, – рассеянно сказала мама, пытаясь водрузить на складную вешалку свой новый белый пиджак, – сними ее.

Лютик обхватил Блоху поперек и потащил со столика. Блоха ударилась об угол коленкой и радостно разревелась.

– Лютик, ты вообще смотришь, что делаешь? – возмутился отец.

– Она сама, – оправдывался Лютик.

– Но ты же старше! Ты должен быть умнее.

Лютик вздохнул. Когда от него хотели отвязаться, то говорили, что он еще маленький и ничего не понимает, зато когда от него что-то требовали в ущерб его интересам, то он почему-то сразу делался большим…

Забравшись коленями на полку, он стал разглядывать перрон, по которому расслабленно скользили пустые тележки носильщиков и топтались провожающие, но вот фонарный столб напротив окна дрогнул и поплыл вбок – сначала медленно, потом все быстрее, весь перрон уходил назад, за стеной перекликалась, устраиваясь, какая-то шумная компания, кто-то хохотал басом…

– Лютик, не лезь на полку в сандалиях. – Мама держала Блоху на коленях, а та вырывалась, извиваясь, как огромный червяк.

Лютик расстегнул сандалии и вновь припал носом к стеклу. Проплыл мимо шпиль университета, потом памятник воинам-победителям, потом мост, который построили совсем недавно; все было знакомым, но каким-то не таким – наверное, потому, что он, Лютик, никогда не разглядывал их вот так, из окна вагона.

Еще проплыл серый в шашечку забор с колючей проволокой по гребню, за которым таращилась немытыми окнами какая-то фабрика; заросли бурьяна и лопухов в его, Лютика, рост. За спиной у Лютика раздавалось деловитое шуршание – проводница проверяла билеты.

– Туалет скоро откроют? – Мама все еще удерживала Блоху, которая нетерпеливо дергала ногой.

– Санитарная зона пятьдесят кэмэ, – привычно ответила проводница, но, поглядев на скривившееся личико Блохи, вздохнула, – ладно уж, я свой открою. Только быстро.

– Я тоже хочу, – на всякий случай сказал Лютик.

– Ты же уже большой, – тут же укоризненно отозвалась мама.

Она подхватила Блоху поперек живота и поспешила за проводницей, Отец вздохнул.

– Так-то, брат Лютик, – сказал он ни с того ни с сего.

Лютик поглядел наверх, где лежали в чехле разобранные папины удочки.

– А мы правда будем рыбу ловить? – спросил он в основном для того, чтобы отцу было приятно.

Но папа, вместо того чтобы обрадоваться, что Лютик наконец-то заинтересовался его, папиным, увлечением, недовольно сказал:

– А фиг его знает! Черт знает, что там за рыба! Говорят, ее и нет вовсе.

– А что есть? – на всякий случай спросил Лютик.

– Ничего нет, – раздраженно ответил папа, – съели всё. Понятно?

– Ага, – на всякий случай ответил Лютик, хотя ничего не понял. Если рыбы нет, зачем тогда папа берет удочки?

В прошлом году папа уезжал куда-то, где ловилась форель, даже привез одну – соленую. «Стоило ездить так далеко за паршивой рыбой, которую можно купить в ближайшем магазине», – говорила мама.

Мама вернулась, по-прежнему держа Блоху поперек живота, но слегка вниз головой. Блоха радостно дрыгнула ногой и заехала по спине какой-то тетке, которая, высунувшись из своего отсека, стелила койку. Тетка что-то проворчала себе под нос, мама тоже. Лютик вновь припал носом к стеклу – теперь там подпрыгивали бурые домики за полупрозрачными штакетниками; огороды поросли чем-то зеленым в лиловый цветочек, крохотные зеркальца придорожных луж отражали небо. Какая-то семья пила чай на веранде, мальчишка его, Лютика, возраста оживленно рассказывал что-то, размахивая руками.

Потом они пропали, а появилась привязанная на веревочку коза, которая задумчиво щипала траву.

– Душно как, – недовольно сказала мама.

– Ну, так плацкарта, чего же ты хочешь.

– Если бы ты тогда, на той вечеринке не оскорбил Порываева…

– Если бы ты на той вечеринке вела себя пристойно, – сквозь зубы ответил отец, не отрывая взгляд от кроссворда.

– А я что? Я для тебя старалась. – Глаза мамы наполнились слезами.

Лютик всегда удивлялся – как это у нее так легко получается плакать? Он, Лютик, так не мог.

За окном темнело, зеленое небо перечеркнули розовые облака, далеко на пригорке проплыл длинный одноэтажный дом, светились окна…

В вагоне зажегся свет. Таинственный мир за окном тут же поблек, да и сам вагон тут же перестал быть загадочным и волшебным – стало видно, что стекло в окне мутное, дерматин на койке сплошь в трещинках, а по стене бежит таракан.

Заглянула проводница, спросила:

– Чаю будете?

– А пива нет? – тут же поинтересовался папа.

– Пиво из буфета возят, – ответила проводница.

Мама спросила, нельзя ли открыть окно.

– Никак нельзя, – веско сказала проводница, – этот поезд другой сменой в Салехард ходит.

Когда я вырасту, – думал Лютик, – я поеду далеко-далеко, без родителей, в самом лучшем вагоне…

– Лютик, полезай наверх, – скомандовала мама.