Красные волки, красные гуси (сборник)

– Ну и дура, – сказал он грубо, оттолкнув ее так, что она села в мокрую траву, – вы, девки, известно о чем думаете (он сказал дурное слово). А если придут его люди и он нас выдаст? Они всех нас поубивают. И тебя тоже.

Она внутренним взором увидела ясное лицо Никодима, светлые его глаза.

– Его нельзя убивать, – сказала она убежденно. – Он же как ребенок. Всему верит.

– Мы живем тихо, – сказал отец, – нам их городские суперечки ни к чему.

– Погоди, батя, – сказала она умоляюще, – а давай, я его завтра на остров отвезу? На Заячий остров? А?

– Да зачем он тебе, девка? – удивился отец. Задумался. – Женихов у нас мало, вот что. Парней забрили всех, с германцем воевать… а где они, где тот германец, кто знает? Ладно. Бери лодку, только чтоб обратно в целости. И смотри, утонешь – шею сверну!

– Не утону, батя, – сказала она благодарно, – не тревожься, не утону…

* * *

– Куда мы плывем? – удивился Никодим, когда они садились в лодку и она ставила на дно корзину с едой и жбан с квасом. – Рыбачить? Тогда где удочки?

– Рыбачат сетью, дурачок, – сказала она, подоткнув подол и сталкивая лодку в воду, меж пальцами босых ног продавливался жирный ил, – или вершой. Удочки – это господская забава. Таких простых вещей не знаешь.

– Тогда зачем?

– Ты ж хотел к зеленым людям.

– Опять за свое, выдумщица? – Плечо его было перетянуто чистым холстом, рука на перевязи и грести ей приходилось самой. Она налегла на весла.

Никодим выглядел поздоровевшим, щеки его покрыл слабый румянец, волосы растрепались. Он свесил здоровую руку за борт, пропуская меж пальцев воду.

– Как на маевку прямо, – сказал он смущенно.

– Чего?

– Ну, мы с товарищами… обычно брали корзины с едой, собирались в роще за городом… пели революционные песни, разговаривали, кто-нибудь выступал… Обязательно что-то красное надо. Красный бант или косынка, если, ну, товарищи девушки.

– Как, и девчата тоже? – поинтересовалась она.

– Конечно. Женщина во всем равна мужчине.

– У нас тоже надевают что-нибудь красное, – сказала она, – только не в мае, а в марте. Мартовички. Красная ленточка и белая ленточка, и прикалывают к платью.

– Белое – не наш цвет, – сказал он строго.

Солнце нагревало воду, и над поверхностью плыла еле заметная дымка, отчего вода казалась тяжелой, будто масляной. По глади бегали, растопырив все свои ножки, водомерки. Стрекозы-стрелки, бирюзовые, как ее колечко, носились над водой, а с той ее стороны, с изнанки, висела вниз головой улитка-прудовик. Было очень тихо, только весла хлюпали, и капли обрывались с весла в воду – плюх… плюх…

– Как тихо, – сказал он, и голос подпрыгнул над водой, как мячик, – а я думал, тут лягушки кричат.

– Лягушки? – удивилась она. – Они больше весной…

Мимо плыли островки плавника, гнилой камыш и щепки, река раздваивалась на рукава, расходилась, огибая заросли ивняка, и снова смыкалась.

– Ты не боишься русалок? – спросил он ласково и насмешливо.

Она налегла на весло.

– Батя научил, теперь не боюсь.

В камышах кто-то страшно заухал, застонал, и он в притворном страхе вздрогнул.

– Что это?

Она засмеялась, откинув голову и блестя зубами, и понимая, что он любуется ею, хотя и не хочет выдавать себя.

– Дурачок, это ж выпь кричит.

– Выпь, – сказал он, – конечно же, выпь… Янка…

– Чего?

– Ты красивая.

Она покраснела до корней русых выгоревших волос.

Он смутился и, чтобы скрыть неловкость, стал поправлять повязку.

– Расскажи мне еще про зеленых людей.

– А чего рассказывать, – сказала она грубовато. – Люди как люди. Только зеленые.

– Это я уже слышал. Как они появились, у вас не помнят?

– Бабка рассказывала, что один раз в небе взошло два солнца. После этого появились зеленые люди.

– С Марса, – сказал он, – точно, с Марса. На других планетах, Янка…

– Знаю-знаю. Товарищ Богданов говорил.

– Да, но Марс особенный. Знаешь, Янка, если посмотреть на него в трубу, ну, в подзорную трубу, можно увидеть каналы… линии, они пересекаются друг с другом… иногда меняют цвет. Наверное, их проложил трудящийся народ Марса.

– Зачем трудящемуся народу рыть каналы? – удивилась она. – Лучше б хлеб выращивали. Кому они нужны, эти каналы?

– Это гигантские преобразования, – сказал он сердито, – чтобы сделать цветущей всю планету. Например, провести воду в пустыню. Или растопить вечные льды.

– А Марс – цветущий?

– Нет, – сказал он и покрутил головой, – он бурый. Красный и бурый… Наверное, там все время засухи. Я так думаю, Янка. Ты куда это гребешь?

– К тому вот островку, – сказала она, поднимая одно весло, – вон к той отмели. Мы вытащим лодку и поедим. Вон солнце как высоко… Днем нельзя плавать, солнце сожжет… Ты городской, кожа вон какая белая.

– Мне жалко, что я не могу тебе помочь, товарищ Янка, – сказал он серьезно, – хотя…

Он спрыгнул в воду, даже не закатив штанов, и здоровой рукой потянул за борт лодки, днище заскользило по песку.

– Осторожней, черт здоровенный, – крикнула она сердито, но он видел, что ей приятно, что он такой сильный. Она бросила весло в лодку, схватила корзинку и тоже выпрыгнула на берег. Из-под ног прыскали в разные стороны песчаные блохи.

* * *