Красные волки, красные гуси (сборник)

– Он так сказал. И тебе это было известно тоже. С самого начала.

– Заинька… – неуверенно сказал Рюша.

– Не прикасайся ко мне! Ты даже на работу не ходишь! Я туда звонила! Тебя там уже как минимум неделю никто в глаза не видел!

– Но я…

Она молча отвернулась.

– Заинька, – умоляюще повторил Рюша, – ну ведь ты знаешь, как сейчас все трудно… Я что, просто так бегал? Я же связи налаживал… заказы искал… вся эта панаевская история – ну что мне людям сказать? Что нам вообще ничего не светит? А так ни сегодня-завтра я заказ бы выбил…

– Держи карман шире!

– Нет, ты послушай… я же вижу, ты последнее время сама не своя, то смеешься, то плачешь, глаза блестят! Думаешь, мне легко? А что я могу?

Он помолчал.

– Мама, видно, как чувствовала, с ящерицей этой. Я, правда, хотел, чтобы мы отложили эти деньги – на черный день, знаешь… а впрочем, какого черта – поехали лучше отдыхать! Когда еще удастся? Ты куда хочешь? На Канары эти паршивые?

Она всхлипнула.

– Нет… не знаю…

– Если уж отдыхать, то по высшему разряду. Лазурный Берег, пять звездочек – отель, пять – коньяк, шампанское, омары… все такое… прогулка на белой лошади… Позвони в турагентство, а? Узнай, что у них есть на ближайшее время.

– Да я уже… вот проспекты…

Вытерла слезы.

– Эк ты быстро, – неодобрительно произнес Рюша.

* * *

Она окинула взглядом разложенные на постели платья – ни одно не годилось. Нет, вообще вполне пристойные, сейчас что ни носи, все пристойно, но с Лазурным Берегом они как-то не совмещались. Может, там купить? Рюша, конечно, вряд ли одобрит, но это же сущие пустяки по сравнению с остальными расходами… можно и не покупать во всяких там фирменных магазинах – порыться на развалах тоже одно удовольствие.

Жаркая улочка, перечеркнутая резкими тенями полосатых куртин, от пестрых витрин режет глаза, из распахнутых дверей лавчонок несется прохладная волна кондиционированного воздуха, и над всем этим – запахи вина и моря, и фруктов, и гниющих водорослей.

В дверь позвонили.

Надо же, как он быстро, подумала, торопясь к двери.

Но это был не Рюша.

– Не сейчас. – Она положила вздрагивающую ладонь Ему на грудь, отталкивая от порога, – уходи, пожалуйста. Рюша сейчас вернется!

– Да видел я его. – Он досадливо поморщился. – Он так спешил, твой Рюша… через лужи прыгал…

Окинул взглядом пестрый ворох на постели.

– Куда это ты собралась?

– Мы едем, – она на миг задохнулась, – с Рюшей едем… туда, на Лазурный Берег… ну, в Италию… или во Францию… все равно!

Он холодно сказал:

– Не делай глупостей.

– Это еще почему? Я так давно хотела…

– Я же сказал – потерпи немного. Я сам тебя увезу!

– Ох! – Она растерянно поглядела на него. – Ведь это были лишь разговоры… игра…

– Какая игра? Я обещал, значит – обещал. Рюша с тобой не поедет.

Она почувствовала, как ноги у нее окатила волна холодного воздуха.

– Что значит – не поедет?

– То и значит. Поедешь со мной. Я тебя не на две недели паршивые увезу. На всю жизнь! Понимаешь?

– Но я… – запнулась. – Не хочу на всю жизнь.

– Раньше ты говорила иначе.

– Это же была игра! – отчаянно вскрикнула она. – Понимаешь? Игра!

– Это тебе так кажется.

Приложила ладонь к горлу, чтобы унять судорогу.

– Что же я? Что же мне теперь? Уходи, уходи пожалуйста!

– И не подумаю, – холодно возразил Он.

Она прислушивалась к звукам лифта, к скрипу тросов и натужному удару, когда он останавливается на их площадке, и потому не услышала: Рюша бежал вверх по лестнице, вприпрыжку, точно мальчик, перемахивая через ступеньки.

И еще потому, что он не стал открывать своим ключом, а нажал на кнопку звонка и держал, пока она, не выдержав этого истошного механического визга, не побежала к двери, зажимая уши руками.

Рюша стоял на пороге, отчаянно хватая ртом воздух, и оттого опять напоминал вытащенную из воды рыбу. Галстук сбился набок.

– Что? – спросила тихо.

– Ящерица! – выдохнул наконец Рюша.

Она молча смотрела на него.

– Я только из подъезда маминого успел выйти. Он на меня и напал. Ударил… сзади, по затылку… и я… Она в кармане пиджака была. В нагрудном…

Он сполз по стене, закрыв лицо руками, с трудом выдавливая сквозь стиснутые пальцы:

– Нет больше ящерицы… что я маме…

– Маме? – истерично выкрикнула. – Что – маме? При чем тут мама? Ничтожество. – Она заплакала. – О господи, какое ничтожество! Ты же ни на что не способен… буквально, ни на что… за что ни берешься, все рушится под твоими руками… недаром мамочка твоя разлюбезная…всю жизнь тебя вот настолько…

– Замолчи! – завизжал он.

– Ты замолчи! Господи! Всю жизнь угробили – на что? Вот на это… на это убожество…

– Замолчи! – Он визжал все громче и уже не напоминал рыбу. – Я хотел, как лучше… я хотел – тебе…

– Мне? – Она вновь задохнулась. – Да если бы ты думал обо мне… я бы…

Она вдруг замолчала, словно неожиданная догадка с размаху вогнала ей слова обратно в рот.

Потом развернулась и, задев плечом плачущего Рюшу, отчего тот еще больше сполз вниз, кинулась в комнату. Комната была пуста. Яркий ворох издевательски расползся по постели.

Она кинулась на балкон – почему-то она совершенно точно знала, что Он на балконе.