Красные ворота

— Долго рассказывать, — как можно небрежней бросил он, догадавшись, что ухватила она нить женской своей интуицией, а ему это пока ни к чему. — Так будете мне позировать? Это же, — простер он руку к полотнам, — настоящее. Я и выжил там лишь для этого. Кроме меня, такое никто не напишет. Понимаете? Никто!

— А кому такой ужас надобен? Люди только от войны малость очнулись, а вы их — туда, опять в кровь, в кошмар… Не могу больше глядеть. Закройте.

— Ага, подействовало, значит! — вскрикнул он обрадованно. — Нет, глядите! Вот еще, еще… — и он стал вытаскивать новые холсты, а она, не понимая его странной радости, закрыла лицо руками.

— Не надо. Уберите.

— Смотрите, смотрите! — кричал он в каком-то исступлении. — Действует, значит, действует!

Настя резко рванулась к двери, но он схватил ее за плечи, повернул насильно к картинам и продолжал:

— Глядите! Вы должны на это смотреть!

— Да вы сумасшедший, — вырвалась она с трудом из его рук.

— Может, немного есть, — улыбнулся вдруг как-то смущенно, отойдя от Насти. — Но вы не бойтесь и не уходите. Я сейчас… — он стал накрывать полотна, а те, которые нечем было закрыть, поворачивал холстом к стене. — Вот увидели вы все, должны понять. Садитесь, поговорим спокойно.

— Не о чем нам, наверно, говорить, — покачала она головой, но села. — Не понимаю я ничего в этом, то есть в картинах ваших. Страшно мне только, что в таком ужасе живете… И в ненависти. А она мне вообще непонятна.

— Что ж, любить мне эту сволочь?! — кинулся он к одному из подрамников, рванул покрывало и показал на немецкого охранника. — Любить? Я его каждый день убиваю. Видите — убиваю.

Настя отвернулась, но успела заметить, что замахнувшийся киркой на охранника пленный похож на Марка.

— Я его там не мог убить. Так убиваю и убивать буду вот здесь, на полотне! Всю жизнь буду убивать! Понимаете? Всю жизнь!

— Жалко мне вас почему-то, — вздохнула она и жалостливо поглядела на Марка, покачав головой. — Жалко. Очень жалко…

— Это вы бросьте, — засмеялся он. — Я счастливый, у меня талант есть. Я с этими тварями рассчитаться могу. Вот не было бы этого — задохнулся бы, не выдержал, а может, и погиб… — уже серьезно, почти шепотом сказал последние слова.

Какое-то время молчали они. Марк закурил и, видать, успокоился, погас в глазах сумасшедший огонек, только чуть губы подрагивали. Настя поднялась, двинулась к выходу, но остановилась:

— Скажите, кабы вам этот охранник сейчас повстречался каким-то случаем, что бы вы сделали? — спросила и с затаенным страхом ждала ответа. — Неужто убили бы?

— А вы как думаете? — спросил он в упор, подойдя вплотную.

— Времени-то много прошло… Может, забыть все пора? — неуверенно начала Настя с неясной надеждой, что подтвердит Марк это.

— Забыть?! — вскрикнул он, и опять глаза странными сделались. — Такое не забывается! Немцев-то не встретить, а вот наших, из продавшихся, может, удастся, — добавил шепотом, сведя пальцы в кулак.

— И что ж тогда? — спросила, уже не скрывая страха, Настя упавшим голосом.

— Вы, миледи, может, в Христа-бога веруете? Это он насчет левой щечки проповедовал.

— Как же вы вот так жить можете? — вырвалось у нее. — Пойду я, — направилась к двери, но снова приостановилась. — Скажите мне по-честному — знакомы вы с Петром или нет?

— А что сам ваш лихой братец на этот счет говорит?

— Говорит, незнакомы.

— Правильно его благородие говорит, — усмехнулся Марк.

14

В этот день Коншин пришел в издательство за гонораром к концу рабочего дня, чтоб не ждать Анатолия Сергеевича, а сразу же пойти с ним куда-нибудь, как они и договорились. Готовиться к выходу в «свет» было нечего, побрился, почистил сапоги, надел свежую рубашку, вот и все дела. Погляделся в зеркало. Конечно, гражданский пиджачок с военными бриджами и кирзовыми сапогами не очень-то вязался, но пока сойдет. Вот начнет зарабатывать, купит какие-нибудь брюки и ботинки, двести пятьдесят рублей теперь штиблеты-то.

Получив у кассы деньги, пересчитал. Вычетов порядком — и подоходный, и бездетный, и заем. Вместо тысячи двести на руки лишь девятьсот шестьдесят, но этого вполне, цены сейчас не коммерческие, нормальные — хватит.

Когда вышли с Анатолием Сергеевичем из редакции, предложил Коншин «Арагви». Ресторан солидный, можно посидеть как следует, тем более решил денег в этот вечер не жалеть. Но Анатолий Сергеевич отказался:

— У меня мало времени, давайте лучше в «Коктейль».

В коктейль-холле Коншин был раза два, но чувствовал себя там неловко. Публика ходила туда избранная. И случайные посетители, если удавалось им пробиться, ощущали скованность — куда ни поглядишь, знаменитость.

Очередь у «Коктейля» стояла небольшая, рано еще, но Анатолий Сергеевич постучал в дверь, занавеска на ней приоткрылась, швейцар узнал, видимо, его и открыл дверь. Анатолий Сергеевич сунул ему что-то в руку, и тот почтительно принял у них одежду, у Анатолия Сергеевича — драповое пальто с серым каракулевым воротником, у Коншина — зеленый армейский бушлат.