Красные журавли

Ивасик жив! Командный пункт некоторое время гудел возбужденно и радостно, как гудит готовящийся к роению пчелиный улей. Но шум быстро затих, все понимали, что по-настоящему радоваться рано - пока еще ничего не было известно о судьбе Александра Гирина. Потому-то и нервничал Миусов, потому-то и подгонял время - он ждал вестей о своем пилоте, о молодом офицере, с которым его связывали особые и непростые отношения.

Молодой лейтенант познакомился с пожилым по авиационным меркам подполковником сразу же после прибытия в полк: заместитель командира полка по летной подготовке имел привычку лично проверять технику пилотирования выпускников авиаучилищ. Лейтенанты, уже прошедшие через руки Миусова, наговорили о нем Гирину всяких страхов: педант, буквоед, придира и вообще человек ужасный, хотя летает классно, тут уж ничего не скажешь. Но Гирин сел в кабину самолета без боязни, с удовольствием и даже с некоторым задором. Александр летал хорошо и знал о том, что хорошо летает, природа наделила его отличной координированностью, большим объемом внимания и гибкой мотосенсорикой, становление его как пилота докончили учеба и тренировки. В отличниках он не ходил, но и ниже четверок по теоретическим предметам не спускался, что же касается летных дисциплин, тут он всегда считал делом чести получить и получал на экзаменах максимальные баллы. Перейдя к летной практике, курсант Гирин быстро понял, что в авиации летное мастерство котируется на две головы выше всех других человеческих качеств, и в повседневной жизни слегка, более невольно, чем осознанно, лукавил. Далеко он не заходил, не только по трезвому расчету, которого вовсе не был чужд, но и по естественной человеческой порядочности и чувству товарищества. Он мог иногда опоздать в строй, порой позволял себе "выцыганить" у летчика-инструктора внеочередную увольнительную и тому подобное. В полк Гирин прибыл в хорошей форме и боевом настроении и на полеты ходил как на праздник. В контрольном полете с Железным Ником он по-своему, как умел, выложился до конца: пилотировал свободно, раскованно, энергично и достаточно чисто. Докладывая о выполнении задания и о готовности получить замечания, Гирин, если уж говорить откровенно, ждал не столько замечаний, сколько комплиментов - печенкой чувствовал, что полет удался. Миусов внимательно оглядел молодого летчика, задержавшись взглядом на задорном улыбчивом лице. И в свойственной ему ленивой манере предложил:

- Садитесь, лейтенант.

- Ничего, я постою, - бодро ответил Гирин.

Эта фраза вырвалась у него импульсивно, от убежденности в том, что разбор полета не может быть долгим. Миусов усмехнулся и, еще больше растягивая слова, прогнусавил:

- Товарищ лейтенант, когда командир говорит вам "садитесь", то надо садиться, а не разговаривать.

- Есть садиться, товарищ подполковник! - с нарочитой бравадой откликнулся Гирин.

И картинно сел на грубую скамью возле врытой в землю железной бочки, куда курящим надлежало бросать окурки и прочий огнеопасный мусор. Кстати, ни сам Гирин, ни Миусов не курили по одним и тем же принципиальным соображениям - оба считали, что хорошо летать может только абсолютно здоровый человек. Оглядев сидящего лейтенанта, Миусов еще раз усмехнулся и сел на скамью рядом с Александром, аккуратно положив на колени свой видавший виды планшет. И в обычной манере, негромко, с легкой гнусавинкой выговаривая слова, начал разбор, скрупулезно анализируя действия молодого пилота, начиная с момента посадки в кабину и запуска двигателя. Миусов обнаружил в действиях Гирина массу неточностей, нарушения правил и некоторые прямые ошибки. Гирин поначалу оскорбился - взыграло молодое самолюбие - закусил удила и попытался спорить. Выслушав горячее, не очень-то толково сформулированное возражение лейтенанта, Миусов выдержал легкую паузу и невозмутимо прогнусавил:

- Товарищ лейтенант, настоящий летчик должен уметь не только пилотировать самолет, но и выслушивать замечания старших. Вы меня поняли?

Глядя в сторону, Гирин вздохнул и выдавил:

- Понял, товарищ подполковник.

- Вот и хорошо.