Красные звезды

– А в «Городе-1», между прочим, русская баня есть, – сказал Благовещенский с надеждой. – Может, нам удастся ее запустить.

– Баня на Марсе. Что может быть экзотичней? – Тополь проглотил непрошеный зевок.

– А я просто спать лягу. Затрахало всё, мочи нет, – заметил Капелли сердито. Как видно, действительно устал.

– Постойте-ка! – вскинулся я. – Баня и «затрахало» – это, конечно, шарман… Но скажите мне, Густав Рихардович, как мы намерены вернуться домой, на Землю? Не слишком ли быстро вы Летящую отпустили? Там же, небось, у Петрозаводского механоида внутри, места полно? Вот бы и нас подкинул, «в любую точку Российской Федерации»!

Литке посмотрел на меня со смесью умиления и снисхождения – как на любознательного, но не шибко умного ребенка.

– Далеко пойдешь, Володя, – сказал он, – с такими аппетитами относительно визитеров. Телепортером тебя телепортируй, механоидом – подвези… А как насчет десятичасового воздействия перегрузками в тридцать «же»? Потянешь?

– Тридцать «же»? – я страдальчески скривился.

– Ага, – кивнул Литке. – А как бы он иначе, по-твоему, носился между Юпитером, Марсом и Землей за считаные дни? Механоид в обычном пространстве летает, безо всяких альфа-срезов!

– Тридцать «же» – это, конечно, без меня. Двадцать восемь хотя бы, – я попытался отшутиться.

– Вот именно, Володя, вот именно. Поэтому «черные археологи» нас с Марса домой не повезут.

– А кто повезет? – включился Тополь. – «Сварог»? В нем точно будет место на всех?

– Не торопи события, Константин. И так голова распухла, – отрезал Литке.

Мы все закивали. У всех распухла. И хочется только одного – коньяка.

А когда вдали показался «Город-1», я почувствовал себя почти счастливым. Удивительно быстро привыкаешь к чему угодно, даже к будням космонавта-лишенца.

Глава 26 Второй на Марсе

После того как горячая фаза операции уступила место холодной, времени у нас с Костей вдруг стало подозрительно много. Это дома времени всегда не хватает – то бутылки пивные надо вынести, то полы пора бы помыть, потому что тапочки уже к грязи прилипают…

А в космосе умные дяди за тебя уже обо всём подумали. Весь мусор вынесли. И все твои действия и попечения круто оптимизировали – чтобы, значит, ты себя, такого шоколадного, от исследований и других полезных Родине манипуляций ни на один лишний миг не отрывал!

В общем, времени было так много, что мы с Костей устали играть в деберц. (Тем более что я все время проигрывал.) Устали слоняться по горам. Устали гонять чаи.

Чтобы чем-то себя занять – а восстановлением «Города-1» к прилету «Сварога», который ожидался со дня на день, занимались в основном роботы, – я навязался в компанию к Капелли. Тот вел ежедневные многочасовые допросы пленного химероида по имени Угол Двадцать Пять.

Этот инопланетный субчик уже вполне пришел в себя и даже, как мне показалось, отъелся.

Жил химероид не просто так, в обычной нашей каюте. А в особом экологическом модуле, который назывался «Росток».

Этот «Росток» и впрямь был похож на какую-то теплицу. Снизу большой поддон, где всё время что-то жужжит и перетекает. Сверху над поддоном – герметичный стеклянный купол повышенной прочности (чтобы какой-нибудь особо энергичный визитер не удрал, разбив его клешней).

Как мне объяснил Капелли, «Росток» спроектировали в Комитете специально для таких ситуаций – если кому-либо из лишенных свободы передвижения визитеров нужно будет создать комфортные условия, приближенные к их родным.

Под куполом можно было легко изменить и давление, и состав атмосферы, и даже радиационный фон. Да, по сути это был «обезьянник» – в таких родная полиция держит отловленных по ночным вокзалам бомжей и нелегальных мигрантов. Но обезьянник класса люкс.

В левую руку химероида был имплантирован некий гаджет, на который тот неотрывно глядел. То ли читал, то ли картинки смотрел, то ли, может, в гамесы шпилился. И когда химероиду надоедало говорить, он утыкался в него минут на пять, а то и на пятнадцать.

Содержание бесед Капелли с Углом Двадцать Пять было похоже на фантастический роман времен юности моих родителей, где приключений было мало, а вот рассуждений, медитаций на инаковость иного и заскорузлых моральных дилемм – много.

– Скажите, Угол Двадцать Пять, каково предназначение того куба, что стоял на вершине пирамиды в вашем храме?

– Вы едва ли поймете, даже если я объясню.

– А вы все же попробуйте. Если мне будет непонятно, я задам еще вопросы.

– У куба религиозное предназначение. Он наполняет пространство энергиями.

– Какими энергиями?

– Вы бы сказали, что это… Энергии любви… Хотя к любви в вашем, человеческом, понимании это не имеет отношения… Скорее не имеет, чем имеет.

– То есть куб является излучателем, да?

– Лучше сказать структуризатором. Он берет естественную энергию пространства и пере… переструктурирует ее. В энергию любви.

– И от этой энергии тем, кто находится в храме, делается хорошо?

– «Хорошо» – неправильное слово. От энергии, которую дает куб, моим братьям и сестрам делается «правильно». Мы ощущаем свою уместность. А также уместность мира вокруг нас.