Красный

Их языки переплетались и сцеплялись. Он обнял ее за талию и держал на месте, чтобы она не убежала от его рта и языка, который ласкал ее губы и проникал до самого горла. Казалось, он пробует себя на вкус внутри ее рта. Королевский скипетр его величества был тверд как никогда, она чувствовала, как головка упирается ей в живот, и она страстно возжелала его внутри себя. Пока они целовались, нимфы возобновили свой танец, держась за руки, кружась вокруг маленьких деревьев, в скачке, которая, казалось, не имела ни конца, ни начала, ни победителя, ни проигравшего. Малкольм медленно поднялся с трона, ни разу не прервав поцелуй. Он сплел ее руки на своей шее, поднял ее со свои бедер и опустил на свой член. Он насадил ее на свою длину, и она закричала от облегчения, когда он наполнил ее до предела.

Она была тряпичной куклой, легкой и безвольной. Он снова поднял ее, и опустил, поднимал вверх и опускал на всю длину члена. Его бедра врезались в ее, а она могла только беспомощно висеть в его геркулесовой хватке, пока трахал ее. Он сцепил запястья на ее талии, заставляя ее откинуться назад, чтобы пировать ее грудью своими губами и языком. Он сосал и облизывал ее. Мона стонала, зарабатывая имя, которое он ей дал. Она стонала и хныкала, когда его рот впился в ее грудь, словно не собирался ее отпускать. И все это время он вколачивался в ее изнывающее лоно. Жажда росла и росла, пока он врезался и погружался в нее. Он был хищником, а она - его добычей, и он пожирал ее так, словно не ел уже несколько недель. Ее киска сжалась вокруг его члена, затягивая его своими безудержными сокращениями. Они боролись друг с другом, оба стремились к победе. Но когда его семя выстрелило в нее, омывая ее внутри, она полностью сдалась.

Он завоевал ее одним последним, жестким толчком.

Она обмякла в его руках, и он на мгновение прижал ее к себе, затем отпустил и она неуверенно встала на ноги.

- А теперь отдыхай, моя леди нимфа, - сказал он, аккуратно заставляя ее опуститься на колени. Он прикоснулся к ее векам, будто заколдовал их. Или, возможно, благословлял их.

Она растянулась на боку на тонком одеяле из розового и желтого, голубого и белого цветов. Танец вокруг нее продолжался. Малкольм бросился в погоню за девушками, а музыка продолжала играть. Мона не могла оторвать взгляда от этого зрелища, хотя все ее тело ныло от желания уснуть. Нимфы, сочные и прелестные, были бесстыдницами в своей наготе. Малкольм, опять твердый, она не понимала как, поймал одну в танце. Девушка визжала и смеялась, когда он положил ее на подлокотники трона и соединился с ней. Она вырвалась из его хватки и снова будучи на свободе, повернулась к нему и побежала за ним. Только что он был преследователем, завоевателем, растлителем невинных нимф. В следующее мгновение он уже был зайцем в поле, а нимфы - все красные и голодные волки. Это была оргия из смеха, чувственности, невинности и эротизма. Как ему это удавалось? Кем были эти прекрасные девушки? Глядя, как они дерутся и совокупляются, танцуют и целуются, она любила их всех. Они были певчими птичками. Они были лисицами. Они были дурочками. И она была одной из них. Нимфа в лунно-белом одеянии. Существо из мифа и тумана. Девушка, поцелованная богинями и опороченная сатирами.

Так продолжалось до тех пор, пока она не проснулась на следующее утро в постели в задней комнате.

Священная роща исчезла. Нимфы исчезли. Малкольм исчез.

И она снова стала просто Моной.

Глава 6

Портрет джентльмена

Единственное объяснение, которое Мона могла придумать, чтобы объяснить события той ночи с нимфами, состояло в том, что Малкольм был очень богатым человеком, о чем она уже догадывалась. Только за деньги можно было купить необходимую "магию", чтобы превратить кладовую в галерее в маленькую рощу и населить ее сексапильными юными девушками, готовыми и способными сексуально обслуживать мужчину, одетого как сатир. Она бы предположила, что он накачал ее наркотиками, но в мире не существовало наркотика, который вызывал бы галлюцинации настолько яркие и сильные, и после которого было бы лучше на следующий день, а не хуже. Следующим утром ее тело ныло от танцев, было чувствительным от совокупления, и бодрым, как будто она купалась нагишом в прохладном прозрачном голубом источнике в обжигающий августовский день.

Нелегко было возвращаться в реальный мир после ночи, проведенной в роще. Но она сделала это, потому что реальный мир требовал этого от нее. Малкольм заплатил ей за ночь с сатиром, и заплатил хорошо. Расплата пришла в виде миниатюры королевы Виктории, которую он оставил на ее подушке. Она была оценена в пятьдесят тысяч долларов. Мону так и подмывало продать ее на аукционе, но она знала, что та принесет большую прибыль, как только она предоставит обещанное Малкольмом безупречное происхождение.

Если этот день вообще наступит.