Красный

- Если бы тебя выставили на продажу, я бы заложил свою душу, чтобы купить тебя, - сказал синеглазый ей на ухо. - Я бы купил тебя и держал тебя обнаженной и прикованной к моей кровати. Я бы хвастался твоей киской каждому мужчине, который переступил порог моего дома, чтобы они видели мое ценное приобретение и завидовали. Я бы трахал красивых женщин перед тобой и сразу же отправлял их домой, и из них вытекало мое семя, чтобы ты знала, что я могу заполучить любую понравившуюся мне женщину, но ты была бы единственной, которую я хотел оставить. Я бы привязал тебя к обеденному столу и пил из тебя вино. Я позволил бы моим дорогим друзьям нагнуть тебя над бильярдным столом и трахать твою киску и задницу, а сам бы сидел в своем любимом клубном кресле, потягивая скотч и наблюдая, как ты страдаешь для моего развлечения. А позже, когда я буду трахать тебя в нашей постели, ты в мельчайших подробностях расскажешь, почему предпочитаешь мой член их. И если ты будешь очень хорошей маленькой девочкой, я разделю тебя вот так, член в обе дырочки - и если и когда ты будешь ангелом для меня, я позволю тебе взять член во все три. Ты великолепная шлюха, и я бы с удовольствием насаживал тебя на свой член каждый день до конца жизни.

Эти слова были слишком для Моны. Ее влагалище сжалось так сильно, что она закричала. Мышцы ее живота напряглись. Электрические разряды пробежали по ее спине к затылку. Ее бедра дрожали, и она дрожала, не двигаясь. Кульминация с двумя органами глубоко в ней была разрушительной. Она никогда не оправится от этого. Это продолжалось целую вечность, а когда прекратилось, ей на мгновение показалось, что она умерла.

- Я знал, что вы двое поладите, - сказал Малкольм и продолжил безжалостно вколачиваться в ее глубину.

Мона положила голову на грудь синеглазого и почувствовала низкий рокот его смеха. Двое мужчин продолжали использовать ее без ее активного участия. Ее дырочки были влажными и раскрытыми. Что еще они от нее требовали, кроме молчаливого согласия? Руки Малкольма ласкали ее обнаженную спину, и она дрожала, как кошка, которую гладили в правильном направлении. Синеглазый мужчина вколачивался в нее, приподнимая ее своим членом с каждым ударом. Они приближались к кульминации, то сдерживаясь, то вместе продвигаясь вперед. Все ее существо было теперь сосредоточено в ее бедрах, в двух отверстиях, которые они использовали, и ничего больше. Она безвольно лежала на синеглазом и ждала, когда они закончат с ней. Чем скорее они закончат, тем скорее все начнется сначала.

Рука Малькольма сжала ее затылок, не сильно, но властно. Его толчки замедлились и углубились. Он был почти там. Она поняла это по звукам, которые он издавал - гортанные стоны превратились в длинные низкие вздохи. Хватка на ее шее усилилась. Малкольм вошел в нее, струи горячего семени заполнили ее внутренности, а в то же время, под ней синеглазый мужчина приподнял бедра с земли и опустошался в нее. Она замерла, затаила дыхание, и чувствовала их освобождение в обеих дырочках. Непристойно быть использованной вот так, но она принимала, смаковала, наслаждалась. Ей понравилось. Бесстыдно, блаженно и безумно понравилось.

Малкольм покинул ее тело первым, и Мона села, синеглазый все еще был внутри нее.

- Красавица, - сказал он, когда она выгнула спину и встряхнула волосами. - И почему ты только сон?

- Я не сон, - ответила она.

Он поднял голову и прошептал ей на ухо: - Я бы хотел верить в это.

Она только усмехнулась. Мона прекрасно понимала, что он чувствует. Он перекатился с ней на спину и вышел из нее. Она закрыла глаза и вытянулась под солнцем, загораживаемым кронами деревьев. Поблизости журчал ручей. Ее бедра были скользкими от спермы, и она не могла перестать улыбаться.

- Ты счастлива? - спросил Малкольм. Она открыла глаза и кивнула.

- И испачканная, - ответила она, раздвигая ноги, демонстрируя то, что они сделали.

- О дорогая. Мы должны с этим что-то сделать, не так ли? - спросил Малкольм. Он повернулся к синеглазому. - Как думаешь?

- Думаю... - начал синеглазый. - Думаю... ты слишком медлителен, старикашка!

С этими словами синеглазый разделся и побежал к воде.

- Мальчишки, - сказал Малкольм и покачал головой. - Они никогда не взрослеют.

- Никогда, - ответила Мона. Малкольм разделся так же быстро как синеглазый, и ей ничего не оставалось, как броситься за ними к ручью. Она бежала свободно, бесстрашно, зная, что этот мир безопасен для нее. Ее ноги не поранятся о камни. В траве не прятались змеи.