— Ничего. Всё, — вздохнула Алекс. — Черт, я думала, она написала что-нибудь важное. Послание или еще что.
— Это и есть послание, — заметила Шенберг, беря у нее из рук фотографию. — Только оно не нам адресовано. Ну всё. Вы свою фотографию нашли. Пойдемте обратно.
Алекс задумчиво оглядывала улицу. Никаких фургонов в поле зрения. Может ли она находиться сейчас где-то поблизости, следить за ними?
О да, конечно. Где-то.
Наконец появился Марковски. На сей раз он более серьезно отнесся к случившемуся. Пока он входил в приемный покой, Алекс успела разглядеть, что на крыльце остались двое широкоплечих полицейских в форме. Марковски окинул ее быстрым спокойным взглядом и направился к Шенберг, которая снова заняла свой пост у окна.
Они о чем-то тихо и напряженно говорили. Шенберг показала фотографию, уже уложенную в конверт как очередное вещественное доказательство.
После этого Марковски подошел к Алекс и сел в соседнее кресло. Судя по его хриплому, со свистом, дыханию, за последние дни он выкурил слишком много сигар.
— Вам известен этот дом? — резко спросил он. Алекс ответила равнодушным взглядом. — Ну перестаньте, Хоббс, сами знаете, у нас нет времени. Вы знаете, что это за дом?
— Никогда в жизни не видела, — искренне призналась Алекс. Он постучал пальцем по изображению, словно хотел выстучать что-то, застрявшее в ее памяти. — Честное слово. Не представляю, зачем она нацепила ее на меня. Может, это сообщение для Дэвиса?
— Я чертовски устал от всех этих "может". Ну ладно, хорошо, мы отвезем, вас обратно в полицейский участок и оставим там, пока не организуем вам надежную охрану. Есть какие-нибудь пожелания?
— Могу я позвонить своему редактору?
Он одарил ее плотоядной усмешкой и отрицательно покачал головой.
— Могу я навестить Липаски в больнице?
— Позже. Сейчас у нас другие заботы.
И он был прав. Алекс встала и поняла, что нога совсем отказывается слушаться и вот-вот подломится…
Она была потрясена, когда Марковски вдруг крепко взял ее под руку. Повернув голову, она увидела, что он улыбается.
— Большей дуры мне в жизни видеть не приходилось, — сообщил Марковски.
Шенберг поспешила открыть перед ними дверь. Алекс улыбнулась разбитыми губами:
— Да. Я догадываюсь.
И так, улыбаясь друг другу, они, ковыляя, вывалились на улицу, где у тротуара стоял неприметный автомобиль.
Глава 39
Дэвис
Из дневников Габриэля Дэвиса, найденных в его жилище.
Неопубликовано.
22 апреля 1993
Сегодня со мной разговорил Барнс. Я не видел его некоторое время, потому что снял в квартире все зеркала и сложил их в шкафу. Казалось, он надежно упрятан в темницу.
Он сказал, что я виноват в том, что происходит. Это наказание мне за то, что я взвалил всю вину на него. Я должен понять, сказал он, что в жизни не все бывает гладко.
Пришлось сказать, что все беспорядки — прежде всего по его вине.
Я понял, где крылась главная инфекция. Теперь можно без опаски смотреть в зеркало, потому что он выбрался из моей головы и теперь находится в моих руках. Если присмотреться как следует, я могу разглядеть под кожей голубые глаза. Порой я испытываю сильное желание отрубить их, но знаю, что так поступить было бы ошибкой.
Не знаю, не помню, почему я так уверен, что это было бы ошибкой. Потому что я могу потерять его? И у меня больше не будет шанса его изгнать?
Как я хочу покоя. Неужели это так много?
Он говорит, что обрел покой.
Что покой — в смерти. Даже если это смерть других.
Глава 40
— За все время не произнес ни слова, — проворчал Марковски над головой Алекс. Она сидела в кресле перед односторонним зеркалом и смотрела в комнату для допросов. Габриэль Дэвис сидел прямо, абсолютно спокойный, положив руки перед собой. Глаза его были закрыты.
Казалось, он чувствует себя совершенно комфортно.
— И не скажет, — уверенно заявила Алекс. — Ваши вопросы его не интересуют. А обо мне он спрашивал?
— Нет.
— А о Липаски?
— Нет. — Марковски явно нашел вопрос неприятным.
Алекс уселась поудобнее. Как бы ей хотелось сейчас заглянуть в глаза Дэвису, понять, о чем он думает.