Читаем Красный бант полностью

Красный бант

Зоя Ивановна Воскресенская , Станислав Михайлович Забалуев

Послышалась команда Жоры «грузиться». Зашаркали ноги.

Вагон стал быстро заполняться. Над самой головой Женьки заговорили девчата. В голосе одной из них он узнал Зинку. «И здесь она! Значит, и Борис в этом вагоне».

Перед глазами «зайцев» мелькали ноги, обутые в чувяки, в туфли на верёвочной подошве, в сандалии. Проскрипели кожаные башмаки — это фронтовики.

Комсомольцы рассаживались по скамейкам. В вагоне стало шумно. Слышно было, как постукивали в стену молотком.

— Ребята, бюллетень сегодня был? — спросил кто-то.

— Нет, не было.

Женька и Янек потёрлись лбами. Раз бюллетеня не было, значит, в здоровье Владимира Ильича никаких ухудшений нет, значит, дело идёт на поправку. «Как Ильич?» — было первым вопросом по утрам в школе, в пионеротряде, в комсомольском клубе, на заводе — везде, повсюду.

Молоток постукивал. Комсомольцы прикрепляли к стене портрет Ильича.

— Эх, если бы Ильич здоров был, и Тельману было бы легче, и германскому пролетариату веселее. — Это сказал Борис.

Вагон дёрнуло, и ребята чуть не выкатились из-под скамейки.

Загромыхали винтовки, и один приклад больно ударил Женьку по ноге, по самой косточке.

Поехали!.. Сердце у Женьки забилось громко, как маятник у ходиков ночью.

В вагоне заговорили все разом, не разберёшь, потом все примолкли. Поезд шёл мимо комсомольского клуба.

— А клуб-то мы отмахали на ять!

— На большой палец!

— А был-то просто склад, и даже без пола.

Женька понял, что комсомольцы прощаются со своим клубом, куда они больше не вернутся, и ему самому до слёз стало жаль расставаться с клубом, и он подумал о том, что кто-то другой, а не он будет венчать пирамиду физкультурников 7 Ноября.

— Я не боюсь смерти! — Это говорил Миша Лившиц, — Я, ребята, согласен погибнуть на баррикадах, готов сколько угодно пролежать в могиле, но чтобы при коммунизме меня разбудили хоть на минутку. Я посмотрел бы, что и как, и тогда согласился бы умереть навеки.

«Я тоже», — подумал Женька и тронул лбом голову Янека.

Янек кивнул головой: согласен, мол.

— Миш, расскажи, что ты увидишь, когда тебя разбудят? Только не знаю, добудятся ли тебя. Поспать ты любишь.

— Первого увижу тебя, Борис, тебя — мирового насмешника.

— Нет, я серьёзно. Скажи, как ты узнаешь, что на земле наступил коммунизм, — по витринам, по домам?

— Скажи, скажи, Миша, — просили ребята.

Миша помолчал…

— Я пройдусь по улицам нашего города, я не посмотрю ни на дома, ни на витрины, я загляну в глаза людям. И, если не увижу в них страха, не увижу недоверия, равнодушия, я пойму, что на земле коммунизм!.. Вот тогда я скажу…

— …«чёрт возьми», скажешь ты, — перебил его Борис, — «а ведь мне вовсе не желательно умирать навеки, разрешите, дорогие товарищи, пожить при коммунизме!»

— Факт, — согласился Миша.

Кругом засмеялись, и Женька понял, что ему тоже не хочется умирать.

— Давайте споём, — предложил Борис. — Слышите, в других вагонах поют.

Вздохнула гармонь.

Наш паровоз, вперёд лети,В Коммуне остановка,Иного нет у нас пути,В руках у нас винтовка.

— Кстати, о винтовке, — вспомнил Борис, — послезавтра нам сдавать экзамен по боевой подготовке. Давайте-ка повторим… Видите?

— Видим, — ответили хором комсомольцы.

Женька и Янек ничего не видели, кроме теней от болтающихся ног.

— Это револьвер системы «наган». Как называется эта часть?

Женька слушал внимательно, но понять не мог. Чего только в этом нагане не было: и барабан, и ствол, и мушка. И как Женька ни закрывал по команде Бориса левый глаз и как ни старался представить себе мушку, летающую в какой-то прорези, — изучить материальную часть нагана, лёжа под скамейкой, он так и не смог. Янек тоже сердито вздыхал.

— Боря, расскажи, как вы Колчака надули…

Поезд стал замедлять ход. Колёса на стыках рельсов стучали всё реже и реже. Вот паровоз, словно выбившись из сил, спустил пары и остановился.

Что такое? Почему остановка?

Кто-то приоткрыл пошире дверь.

— Уже станция Средняя.

— Выходи-и-и! — прозвучала команда.

Комсомольцы стали выпрыгивать из вагона.

Рассветало. В открытые двери Женьке было видно бесконечное мокрое поле с пожухлой картофельной ботвой. Пахнуло сыростью. Утро было пасмурное.

Борис спрыгнул последним.

Женька зашептал:

— Станция Средняя. Рядом артсклад. Понимаешь? Оружие будут давать, наверно, всем не хватило.

— А мы выйдем? — спросил Янек.