Красный Барон

Собственно, даже если б какая-то одиночная цель и появилась, так горизонтальная наводка все равно осуществлялась поворотом всего корпуса судна, так что…

— Гляди-ка! — уперев руки в бока, заржал, словно конь, поднявшийся на корму капитан. — Он и впрямь целиться куда-то собрался! Что, идиот, пушку-то будешь руками двигать? Ла-адно, пшел пока вон, в трюм!

Так вот, унизив и обидно посмеявшись, бывшему лейтенанту в очередной раз указали на его нынешний социальный статус. Крайне низкий, если быть откровенным. Что ж, иного молодой человек пока и не ждал.

С грохотом упал захлопнутый сверху люк. Погасло закатное солнце.

— Что, прогнали? — язвительно осведомился «Головешка» Сильвио Дайвиш. — Так и не дали выстрелить?

Громов усмехнулся:

— Не дали. Думаю, заряды берегут.

— Это понятно, что берегут, — махнул рукой Сильвио. — Только при встрече с каким-нибудь фрегатом лишние заряды «Эулалии» вряд ли так уж сильно помогут.

— Вообще не помогут, — согласился Андрей. — Это они на вшивость меня проверяли.

— На что?!

— Смотрели, не соврал ли, умею ли заряжать.

— Слушай, Висельник, — немного погодя, шепотом поинтересовался Головешка. — А ты и в самом деле изо всего стрелять можешь? Пистолет, мушкет… что там еще-то?

— Изо всего могу, — молодой человек утвердительно кивнул, хоть и понимал, что этот кивок его здесь, в почти полной тьме, вряд ли виден. — Я ж говорил, что — военный.

— Я тоже военный, — ухмыльнулся Сильвио. — Только не совсем.

— Как это — не совсем?

— Не по огневому бою, как ты, спец, а по всякому прочему — кастет, кинжал, сабелька.

Громов лишь хмыкнул про себя: вот уж послал Бог сотоварищей, один другого стоит. Впрочем, кроме Головешки Сильвио больше никто ни с кем особо не откровенничал, здоровяк Деревенщина, похоже, вообще не любил болтать попусту, а прозванный Пташкой Мартин, может, и поговорил бы, да побаивался, стеснялся. Что же касаемо Рамона — то тот вообще казался темной лошадкой, явно отправленный в ссылку не за просто так. Да тут все не запросто так, кроме, вероятно, мальчишки.

— Эй, парень, — в тишине трюма вновь послышался голос Сильвио, на этот раз именно к Мартину и обращавшегося. — А тебя-то за что в дальние страны спровадили?

— Ни за что, — вздохнув, отозвался подросток. — Право же, ни за что — даже и сам не знаю.

— Так ты сам-то из Барселоны? — не отставал настырный Головешка.

Парень отвечал односложно:

— Из Барселоны, да. Ну и в Жироне жил когда-то.

— А чем занимался?

— Да так, работал… карманы пришивал.

— Карманы? — вступил в разговор Рамон. — А у какого портного?

— У дядюшки Жульерма, близ церкви Святой Марии Морской.

— А я на стройке работал, — Рамон со скрипом потянулся и смачно зевнул. — Каменщиком. Собор Святой Эулалии строил.

— Поди, цемент воровал да кирпичи? — ехидно подначил Сильвио. — Этот собор уж лет четыреста строят и еще столько же будут — с такими-то работниками.

Головешка был не так уж неправ — и в самом деле, тот еще долгострой был этот собор Святой Эулалии. Начали в конце тринадцатого века, а закончили аккурат к открытию Международной выставки 1888 года!

Рамон негромко заворчал про себя, видать, обиделся, Сильвио еще попытался было разговорить Мартина, да вмешался Деревенщина: жутко на всех рявкнул да сказал:

— Ша! Поспать дайте, ироды.

И впрямь, неплохо было бы сейчас и поспать — за день-то утомились изрядно.

Все уснули сразу — даже прикрикнувший на остальных Деревенщина Гонсало Санчес. Ни беготня да вопли на верхней палубе, ни гром якорной цепи никому вовсе не помешали, да и Гонсало-то выступал просто так, для порядку. Проснулись узники утром, не сами — разбудили.

— А ну вылазь, сволочье! Освобождай место.

Несколько обескураженных таким поворотом дела ссыльных вывели на палубу, поместив на их место в трюм человек тридцать черных эбонитово-блестящих рабов — по большей части крепких молодых мужчин, впрочем, попадались и тощие подростки, и испуганные, с глазами, как у газели, женщины.

Похожий на смесь бульдога и таксы боцман Гильермо, кроме того, что исполнял обязанности канонира, еще оказался и неплохим кузнецом, ловко перековав новоприобретенных узников — на этот раз уже черных.

— А вы что вылупились? — обернувшись прикрикнул он на ссыльных. — Работы нет? Сейчас я вам найду, потом не говорите, что не слышали.

В этот день Громова и его сотоварищей особо не гоняли — и сам капитан, и вся его команда, исключая вахтенных, напилась в стельку, празднуя удачную сделку. Конечно же, сделку, люди Якоба Пинеды вовсе не устраивали лихого набега на местные селения с целью захвата рабов, о нет — живой товар они по дешевке купили у какого-нибудь местного негритянского царька… купили или, скорей, обменяли на тот же ром или дешевые стеклянные бусы. И теперь праздновали, да так, что от лихих песен и ругани, казалось, трещали шпангоуты!

Резко изменив курс, «Святая Эулалия» пенила бурные воды Атлантики.

— Лай-ла-ла, лай-ла-ла, ла! — орали матросы во главе со своим капитаном.