Красный, белый и королевский синий

Второй залп конфетти все еще сыплется им на головы, когда Алекс хватает Генри за руку и говорит:

– Иди за мной.

Все слишком заняты празднованием и многочисленными интервью, чтобы заметить, как они выскальзывают через заднюю дверь. Обменяв велосипеды Лиама и Спенсера на ящик пива, Алекс запрыгивает на свой велик, а Генри, не задавая лишних вопросов, просто поднимает подножку и исчезает в ночи вслед за ним.

Почему-то на этот раз столица Техаса кажется совсем другой, несмотря на то, что совсем не изменилась. Остин, каким Алекс его помнит, это засушенная бутоньерка с выпускного в вазе возле радиотелефона, поблекшие кирпичи рекреационного центра, где он давал уроки детям после школы, пиво, которым угостил его незнакомец на разливе Бартон-крик. Блюда из кактусов, модный холодный кофе. Эта странная, необычайная постоянная атмосфера якорем живет в его сердце, который всю жизнь притягивает его обратно к земле.

Возможно, сейчас изменился не Остин. Изменился сам Алекс.

Они пересекают мост по пути в центр города, проезжают мимо серых опор линий электропередачи улицы Лавака. Бары забиты людьми в футболках с его лицом, выкрикивающими имя его матери, размахивающими флагами Техаса, США, Мексики и радужными флажками. По улицам эхом разносится музыка, которая усиливается, когда они добираются до Капитолия, где кто-то, поднявшись по парадным ступеням, установил динамики, из которых доносится песня Starship – Nothing’s Gonna Stop Us Now. Где-то в небе на фоне густых облаков вспыхивают фейерверки.

Сняв ноги с педалей велосипеда, Алекс скользит мимо массивного фасада Капитолия, выстроенного в стиле итальянского Возрождения – здания, в котором его мать работала каждый день, когда он был ребенком. Это здание выше Капитолия в Вашингтоне. Здесь все больше.

Дорога до Пембертон-Хайтс занимает двадцать минут. Проведя принца за собой в окрестности старого района Западного Остина, Алекс указывает Генри на двор, где они бросили велики. Их спицы все еще продолжают вращаться, отбрасывая тонкие тени на траву. Стук подошв дорогих кожаных ботинок по потрескавшимся ступенькам старого дома на Уэстовере звучит не более необычно, чем звук его собственных шагов. Именно так звучит возвращение домой.

Сделав пару шагов назад, Алекс наблюдает, как Генри внимательно осматривает грязно-желтую облицовку дома, большие окна с выступами и следы на тротуаре, словно впитывая все это в себя. Он не был в этом доме с тех пор, как ему исполнилось двадцать. Они платят другу семьи, чтобы тот присматривал за ним, следил за трубами, прогонял воду. Его семья просто не может отказаться от этого дома. Внутри ничего не изменилось, но все упаковано по коробкам.

Снаружи нет никаких конфетти, никакой музыки. Просто спящие коттеджи с выключенными телевизорами. Это дом, где Алекс впервые видит фото Генри в журнале и ощущает эту искру, начало чего-то нового.

– Эй, – окликивает Алекс. Генри поворачивается к нему. Его глаза сияют в свете уличного фонаря. – Мы победили.

Генри берет его за руку, и уголок его рта слегка приподнимается.

– Да. Мы победили.

Сунув руку под рубашку и нащупав пальцами цепочку, Алекс осторожно вытаскивает ее. Кольцо и ключ.

Под зимними облаками, ликуя, он отпирает дверь.