Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского

А пока нужно было использовать талант Тухачевского в подготовке к будущей большой войне в Европе. О ней много говорилось в уже упомянутой «Записке о реконструкции РККА» от 11 января 1930 года, раскритикованной наркомом Ворошиловым и с его подачи – самим Сталиным. Михаил Николаевич не успокоился и 19 июня 1930 года разразился новым письмом, теперь уже адресованным лично вождю. Он сообщал: «На расширенном заседании РВС СССР т. Ворошилов огласил Ваше письмо по вопросу моей записки о реконструкции РККА. Доклад Штаба РККА, при котором моя записка была направлена, мне совершенно не был известен. По поводу моей записки Штаб РККА со мной ни разу не говорил, хотя, казалось бы, что это было совершенно необходимо, так как записка является не более как постановкой вопроса, представлением на рассмотрение наркома «ряда материалов и соображений о реконструкции наших вооруженных сил», причем я подчеркивал, что все нижеследующие разработки являются лишь планово-ориентировочными.

В настоящее время, познакомившись с вышеупомянутым докладом Штаба РККА, я вполне понимаю Ваше возмущение фантастичностью «моих» расчетов. Однако должен заявить, что моего в докладе Штаба РККА нет абсолютно ничего. Мои предложения представлены даже не в карикатурном виде, а в прямом смысле в форме «записок сумасшедшего». Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под фирмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры».

На ряде конкретных примеров Тухачевский показал, как были извращены его цифры. Михаил Николаевич настаивал при этом: «Если 260 дивизий я предлагал развернуть по мобилизации, то в отношении танков и авиации, наоборот, учитывая все трудности быстрого развертывания этих видов техники, я подчеркивал, что не имею возможности произвести подсчетов постройки и содержания больших масс авиации и танков «перехода от мирного к военному времени, соответствующих сроков и пр.». Считая, что предложенная программа соответствует производственным возможностям конца пятилетки, повторно указывал, что не имею возможности «точно определить сроки и последовательность осуществления этой организации». Именно эти роды войск будут отличаться в первый и последующие периоды войны. Отмобилизованная армия никогда не представляет собой предельной мощности вооруженных сил данной страны».

Тухачевский предупреждал: «Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специального военного образца. Между тем, учитывая, что к концу пятилетки мы в Европе не будем иметь конкурентов по танкостроению, нам необходимо стремиться к тому, чтобы специально военные танки составляли бы от общего числа около одной трети, для выполнения специальных задач, борьбы с противотанковой артиллерией и пр. Остальные танки, идущие обычно во 2‑м и 3‑м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности, большего габарита и пр. А это означает, что такой танк может быть бронированным трактором, точно так же мы имеем бронированные автомобили, поезда, дрезины, что позволит выставить бронетрактора в громадных массах».

Не отсюда ли известный анекдот о советском мирно пашущем тракторе, который в ответ на происки китайских агрессоров открыл ответный огонь и выжег территорию на 40 километров от границы? Тухачевский, кстати, с помощью рабочих Путиловского завода переоборудовал один колесный трактор «Фордзон» в бронетрактор. На танк, ничего в нем не меняя, навесили 7‑миллиметровую противопульную броню. Получилась танкетка, вооруженная одним пулеметом и развивавшая скорость до 11 км/час.

Михаил Николаевич вообще был одержим идеей использования техники двойного назначения. Так, тяжелые транспортные самолеты, предназначенные для снабжения и переброски войск во время осуществления глубокой наступательной операции, он предлагал в мирное время содержать в составе Наркомата почт и телеграфов, чтобы возить почту и грузы по бескрайним российским просторам, особенно на севере и востоке страны. Самолеты, по мысли Михаила Николаевича, должны были иметь грузоподъемность 10 тонн, а в скором будущем – 15 и даже 25 тонн. На местах эти проекты вызвали удивление, граничившее с ужасом. Так, один из руководителей Северного края С. Бергавинов с тревогой сообщал 7 января 1930 года из Архангельска наркому обороны Ворошилову: «Тов. Тухачевский заманчиво нас дразнит, он прислал нам составленный им сверхграндиозный план развития гражданской авиации на Севере (в 1931 году – 151 самолет, в 1932 году – 934 самолета (!), в 1933—299) = итого 1384 плюс 2 дирижабля (?). Конечно, такое шибко преувеличенное количество мы и не освоим, да и достать их неоткуда и незачем. Зная, что хотя это и гражданская авиация, но «летает» она под Вами, мы слезно просим Вас хотя бы один самолет для края в непосредственное наше распоряжение дать».