Красный буран

Перес осторожно выбирал дорогу сквозь белую муть. Каждый неверный кустик и заснеженную ветку, которая, будучи неожиданно задетой, могла обрушить лавину снега, следовало тщательно обходить. Позади него, слегка пофыркивая, наслаждаясь укусами резкого воздуха в расширенных ноздрях, Малыш Кентаки ступал мягко, как олень, чующий запах волка. Это была для него новая игра, очень интересная. Держи шею вперёд, иди следом за человеком. Честное слово, здорово!

Перес считал всегда, что после женщин лошади — самые шумные существа на свете. Он знал также, что самый верный способ возбудить в тех и других любопытство — это игнорировать их. Таинственные действия человека, шедшего впереди, пробудили любопытство Малыша Кентаки. Его вытянутый нос висел на хвосте волчьей шубы скаута, словно гончая на хвосте у лисы. Зная лошадей, Перес так и не оглядывался, лишь тихонько цокал время от времени языком, когда конь слишком поджимал его сзади.

Отсчитав тысячу шагов на юг, Перес укутал нос высокого жеребца, всё время лаская и шепча ему что-то. Затем они вновь двинулись вперёд, удвоив осторожность.

Забрезживший рассвет начинал пронизывать черноту бурана, когда они входили в пояс лесов примерно на том расстоянии от форта, где скаут рассчитывал обнаружить палатки сиу, если вообще они здесь были. Он не имел представления о том, где именно капитан Хауэлл заметил дым палаток, но и не зная того, почти точно определил расположение индейских типи.

— Если нам удастся пройти ещё милю без того, чтобы воткнуться носом в типи, — прошептал он любопытному жеребцу, — мы сможем двинуть дальше верхом, да побыстрее.

Но Перес знал, что впереди опасность ещё большая, чем враждебные палатки; опасность тем большая, что Малыш Кентаки был жеребцом, эта опасность — стадо индейских кобылиц!

Краснокожие всегда старались разместиться между своими врагами и собственным, столь ценным для них, табуном; по опыту Перес знал, что едва только минует палатки, его будет поджидать главное препятствие. Войти в гущу жаждущих диких индейских кобыл в компании с жеребцом вроде Малыша Кентаки было всё равно, что привести голубых кровей колли в стаю домашних псов. У Переса не было иллюзий относительно того, что произойдёт: попытаться удержать тысячу триста фунтов веса Малыша Кентаки означало конец поездки Поуни Переса.

Скаут невесело усмехнулся этой мысли. А-а, ладно. При малой толике счастья им удастся пройти ещё с милю, не натолкнувшись ни на покров палатки, ни на стадо лошадей. Но случилось так, что счастье отвернулось от Переса.

Первым предупреждением прозвучало мощное фырканье Малыша Кентаки, что-то вроде прочищения носоглотки, что всегда сопутствует тому, когда лошадь впервые чувствует нечто такое, что ей не нравится. Перес в один миг повис на шее жеребца, с силой пригибая его голову книзу. Но случившегося поправить было нельзя. Справа послышалось ответное фырканье, а вслед за ним — два-три вопросительных ржанья. В следующий миг на фоне метели обрисовалась цепочка конных воинов. Они явно не слыхали фырканья Малыша Кентаки, однако насторожились, видя возбуждённое состояние собственных лошадей. Они проследовали так близко рядом с Пересом, что он мог расслышать всхрапывание и дыхание их коней, приглушённое позвякивание заледеневшей сбруи, гортанный говор всадников.

— Я что-то слышал.

— Я тоже.

— Да. И я. Это оттуда…

— Похоже, там лошадь.

— Это олень-самец. Я знаю, как они фыркают. Это самец, и всё.

— Ви Сапа — умная кобыла. Она не подаёт голос на оленей.

— Ха! Эта кобыла! Да она станет ржать и на мышь, если ей покажется, что та самец!

— Заткните рты! — Шипящее предупреждение последовало от замыкавшего ряд всадника, статного, смуглолицего вождя, чья чёрная лошадь теперь выступила из снежной мглы, — Ничего нельзя расслышать, пока вы, двое хейоков, [3]тявкаете, словно шавки над кучкой бизоньего дерьма. Сидите тихо и слушайте.

Цепь всадников замерла примерно в десяти метрах от укромного места, где прятался Перес. Скаут, сдерживая собственное дыхание, держал нос Малыша Кентаки и карабин Даффи. Если б у него была третья, свободная рука, он держал бы в ней ещё что-нибудь — просто на счастье.

Если Перес верил в Бога, то сейчас он беседовал с ним. Очень серьёзно. Эти лошади там, рядом, были тёплыми. Пока они стояли, пар струился по их исхудалым бокам и курился из ноздрей спиралевидными струйками. Это означало, что они выезжали караулить, а теперь возвращались, и что палатки находились где-то поблизости. Словно этого было недостаточно, снегопад на мгновение чуть стих, пропуская ещё больше света, позволив скауту разглядеть всю цепь ожидавших воинов. В первый раз он пристальнее всмотрелся в вождя, сидевшего верхом на чёрной лошади, и, мертвея, затаил дыхание: Накпа Кезела, Американская Лошадь, военный вождь номер три.