Красный дракон

Оставшиеся пять минут времени, отведенного для посетителей, он провел с Молли.

"Я люблю тебя", – написал он в блокноте Крофорда.

Она кивнула и сжала его руку.

Он написал: "Уилли окей?" Она снова кивнула.

"Здесь?" Она слишком быстро подняла на него глаза. Жестом послала ему поцелуй и показала на приближавшуюся медсестру.

Он не выпускал ее палец.

"Где?" – дважды подчеркнул он.

– В Орегоне, – призналась она.

В последний раз за этот день пришел Крофорд.

Грэхем ждал его с готовым вопросом.

"Зубы?" – Его бабки. Тот протез, который мы нашли в доме, принадлежал, оказывается, бабке Долархайда.

Полиция Сент-Луиса нашла некоего Неда Вогта. Родная мать Долархайда приходилась ему мачехой. Мальчишкой Вогт видел старуху Долархайд, и после этого воспоминание о ее зубах преследует его всю жизнь. Собственно говоря, это я и хотел тебе рассказать, когда позвонил в Маратон, а тебя караулил Долархайд. Звонил я по горячим следам, как только получил информацию из Смитсоновского института. Тамошние эксперты заинтересовались протезом и запросили его у полиции штата Миссури, так сказать, для очистки профессиональной совести. И неожиданно заметили, что верхняя часть изготовлена из вулканита, тогда как в современном зубопротезировании используется акрил. С вулканитом уже лет тридцать пять никто не работает. Себе Долархайд сделал точно такой же новый протез с акрилом, учитывающий особенности строения его челюсти. Этот протез и был обнаружен на убитом.

Некоторые особенности – характерные выемки, рифление – позволяли специалистам заключить, что это китайская работа. Старый протез – швейцарский. Убитый имел при себе ключ от сейфа в Майами. Там у него хранился гроссбух. Дневник. Жуткая вещь. Дам посмотреть, если захочешь. Теперь слушай внимательно, старше. Мне надо возвращаться в Вашингтон. Постараюсь на выходные сорваться сюда. Ты будешь в полном порядке?

Грэхем скачала написал вопросительный знак, потом зачеркнул его и нацарапал: "Абсолютно".

После ухода Крофорда Грэхемом занялась сестра. Она сделала ему внутривенный укол снотворного. Контуры часов утратили четкость. Он пытался уследить за обеими стрелками, но одна все время куда-то пропадала. Интересно, думалось ему, снотворное потупляет чувства? С таким лицом, какое у него теперь, ему не удержать Молли. Первое время, пока он не поправится, она будет с ним из жалости, а петом? Потом его ожидает новый удар… Да и стоит ли удерживать ее? Погружаясь в смутное забытье, он хотел одного: не видеть снов.

Он парил на грани подлинных воспоминаний и видений, но это оказалось не так уж плохо. В его видениях не было навязчивых картин о том, как уходят от него Молли, или как на него бросается Долархайд. Все един и тот же бесконечно длинный сон прерывался от яркого света, бившего в лицо Грэхему, от шуршания тонометра и продолжался, продолжался… Сон перенес его в Шайлоу [Битва при Шайлоу – одно из крупнейших сражений в период Гражданской войны в Америке, 6.04 – 7.04, 1862 (Южн. Тенвесси)].

Он приехал туда весной, вскоре после того, как пристрелил Гэррета Джекоба Хоббса.

Теплым апрельским днем он спускался но асфальтированной дорожке к Кровавому Пруду. Скат берега покрывала ранняя бледно-зеленая трава, сбегавшая под воду до самого дна прозрачного пруда.

Грэхем помнил, что произошло на этом месте в апреле 1862 года.

Он присел на сырую траву. От земля тянуло холодом.

Промчалась машина с туристами. Грэхем заметил ив асфальте какое-то шевеление. Попавшая под колеса змея в судорожной агонии извивалась на асфальте. В отчаянных восьмерках, выписываемых раздавленным телом, наверху оказывалась то черная спина, то изжелта-бледаое брюхо.

На солнце становилось жарко, но Грэхема сковывали ледяные тиски. Он всей кожей ощутил гнетущее притяжение этого моста.

Грэхем поднялся. Потер влажное пятно на брюках. У него слегка кружилась голова.

Змея задохнулась в собственной смертельной петле. Грэхем наклонился, ухватил ее за конец скользкого суховатого хвоста и, сильно размахнувшись, ударил ею, точно хлыстом о землю, так что густые темные брызги полетели в пруд. Со дна всплыл привлеченный добычей лещ.

Раньше ему казалось, что Шайлоу населен призраками, и красота его зловещий дурман.

Сейчас, замирая в полете между сном и реальностью, он понял, что красота Шайлоу не была ни злой, ни доброй. Она была безразличной ко всему. Это место могло стать ареной любых событий, и его совершенная красота лишь подчеркивала равнодушие природы к людским страстям.

Он стряхнул с себя остатки сна и, не отрывая взгляда от часов, додумывал пришедшую к нему мысль.

Природе, этой Зеленой Машине, чуждо милосердие. Милосердие привносят в мир люди. Оно рождается в тех клетках мозга, благодаря которым за миллионы лет эволюции мозг рептилии превратили в мозг человека.

Убийство само по себе тоже иллюзия. Его не существует. Наши понятия о морали создали убийство, и только для нас это слово имеет смысл.

Грэхем слишком хорошо понимал, что в его душе нераздельно сплелось все, что делает человека убийцей. И милосердие, наверное, тоже.