Найлс Джекоби, темноволосый, тощий, как спичка, крутился возле музыкального автомата. Он бросал в щель монетки, а нажимал на кнопки его приятель.
Джекоби походил на ученика-шалопая, зато по виду его товарища было сразу ясно, что никакого отношения к школе тот давным-давно не имеет. Странный тип: лицо еще совсем юное, мальчишеское, а по фигуре – сильной, мускулистой, взрослый мужчина. Крупные, ширококостные руки-клешни. Поведет плечом, и налитые бицепсы так и играют под кожей. Одет в майку и джинсы с отвисшими, переполненными карманами. Грэхем сразу догадался, что у этого парня в карманах. На левой руке профессионально вытатуированная надпись "Рожден для секса", а вот лаконичная татуировка справа, похоже, наколота любителем и напоминает тюремную кличку – "Рэнди". По-тюремному остриженные волосы отрастали неровными прядями. Когда парень потянулся к верхней кнопке автомата, на руке возле локтя мелькнула выбритая полоска кожи.
Грэхем похолодел.
Найлс Джекоби и Рэнди через весь зал отправились в свою кабинку. Грэхем пошел за ними и остановился прямо перед их столиком.
– Найлс, меня зовут Уилл Грэхем. Мне нужно потолковать с тобой.
Рэнди поднял на него недобрый взгляд и хамовато ухмыльнулся. Грэхем обратил внимание, что у него нет переднего зуба.
– Я тебя знаю? – осведомился Рэнди.
– Найлс, мне нужно поговорить с тобой.
Найлс вопросительно поднял брови. Грэхем думал о том, каково пришлось этому мальчишке в исправительной тюрьме Чино.
– У нас тут свой разговор. Вали отсюда, – процедил Рэнди.
Грэхем сосредоточенно изучал его мощные, обнаженные руки. Пятнышко на внутреннем сгибе локтя, где был налеплен медицинский пластырь. Выскобленная полоска кожи – это так Рэнди по привычке уголовников проверял остроту лезвия.
"Ты боишься его. Или при на него сам или давай полный назад".
– Ты что, оглох? Я сказал: вали отсюда, – повторил Рэнди.
Грэхем расстегнул пиджак, вынул из внутреннего кармана фэбээровское удостоверение и положил его на стол.
– А теперь сидеть тихо, Рэнди.
Только попробуй встать – получишь пулю.
– Виноват, сэр.
В голосе Рэнди зазвучала привычная показная покорность, с какой заключенные отвечают надзирателю.
– Рэнди, сделай для меня кое-что. Вначале сунь два пальца в левый задний карман. Я сказал два пальца! Там ты найдешь пятидюймовый ножичек.
Положи его сюда… Спасибо, Рэнди.
Грэхем спрятал ножик в карман пиджака. Залапанная рукоятка лоснилась.
– Теперь, Рэнди, посмотрим в другом кармане. Там у тебя бумажник. Вытаскивай. Ты сдавал сегодня кровь?
– А что?
– Покажи справку, которую тебе выдали. Разверни ее.
Группа крови не сходится, черт бы его побрал, этого Рэнди.
– Ты когда освободился?
– Три недели назад.
– У кого ты на учете в полиции?
– Я не состою на учете.
– Это еще проверить надо.
Грэхем нарочно заводил Рэнди. Сейчас ничего не стоило привлечь его за ношение холодного оружия с длиной лезвия выше установленной. Если он освободился досрочно и состоит на учете, уже одно то, что он, сидит в баре, где продают спиртное, может обернуться для него серьезными неприятностями. Грэхем понимал, что злится не столько на Рэнди, сколько на самого себя, за то, что почувствовал страх.
– Рэнди!
– Да?
– А теперь вали отсюда.
Пока они ехали в интернат в машине Грэхема, Найлс признался:
– Я даже не знаю, что вам рассказать. Отца я толком не помню. Он ушел от матери, когда мне было три года. Потом я его не видел. Мать не позволяла.
– Но прошлой весной он сам навещал тебя.
– Да.
– В Чино.
– Вы и это знаете?
– Мне полагается знать все. И как там все было?
– Ну, он приехал, когда пускали посетителей. Стоял очень напряженный, старался ни на кого не смотреть. Знаете, некоторые туда приходят как в зоопарк. Мать мне много чего о нем говорила, но он оказался никаким не злодеем. Обыкновенный человек. Пиджак такой модный, спортивный.
– Что он тебе говорил?
– Я-то думал он или орать на меня начнет или будет изображать виноватого. Многие из родственников, кто туда приходят, так и делают. А он только спросил, буду ли я учиться. Сказал, что если я согласен, оформит опекунство и устроит меня в школу. Но только, чтобы я взялся за ум, ну и все в таком роде.
– И сколько еще ты пробыл в тюрьме после этого?
– Две недели.
– Найлс, ты рассказывал о своей семье кому-нибудь из тех, с кем сидел в Чино?
Найлс Джекоби бросил на Грэхема быстрый взгляд.
– Что вы! Я понимаю, о чем вы подумали. Нет, конечно. Об отце я просто не мог ничего рассказать. Я про него много лет не вспоминал. Зачем бы я стал говорить о нем?
– Ладно. А здесь, в Бирмингеме? Ты приводил кого-нибудь из ребят в дом к родителям?
– Почему вы говорите "родители"? Она мне не мать.
– Приводил ты к ним кого-нибудь? Школьных приятелей или…
– Или кого-то из дурной компании, да, офицер Грэхем?
– Ты правильно меня понял.
– Нет.
– Никогда?
– Ни одного раза.
– Отец никогда не говорил тебе, что ему угрожают? Не казался озабоченным, скажем, за месяц или два до того, как этому случиться?