Красный Дракон Империи

Большую эффективность показали антиснайпер-ские группы, вооружённые крупнокалиберными снайперскими винтовками. Финны были в панике. Они ожидали толпы прущих на пулемёты с винтовками наперевес русских, а получили мобильные, отлично экипированные и обученные, вооружённые автоматическим оружием многочисленные штурмовые отряды, действующие в тесном взаимодействии с бронетехникой и авиацией. Все попытки перейти в контрнаступление молниеносно парировались действиями советской артиллерии и авиации. В ходе этой войны впервые были применены установки дистанционного разминирования УР-39 на базе БМП-2.

В течение нескольких дней на Карельском перешейке удалось выдавить финнов за линию укреплений. Здесь на передний план вышли наши самоходки с орудиями калибра 152 мм. Подходя вплотную к финским дотам, они буквально в амбразуру расстреливали укрепления, оставаясь неуязвимыми для финской противотанковой артиллерии.

Кроме того, для уничтожения укреплений и скоплений войск противника было выделено 50 ОДАБ калибром 500 кг и 5 ОДАБ калибром 10 тонн. Ответственным за их применение Сталин назначил меня, так что пришлось собираться и выезжать в действующую армию. В итоге было израсходовано 3 десятитонки и 37 пятисоток. С их помощью мы расчистили путь для мобильных подразделений.

В один из дней пришло сообщение, что финская диверсионная группа проникла на нашу территорию и вырезала медсанбат. Раненых красноармейцев убивали ножами и штыками, а медсестёр, перед тем как зарезать, жестоко изнасиловали. Тотчас на место выехала группа политработников, подготовка которых с некоторых пор включала в себя знание норм международного права в военной сфере, умение проводить опросы, составлять протоколы осмотра и вести фото- и кинофиксацию. Я также выехал с этой группой.

Смотреть спокойно на растерзанных молодых, 19—20-летних девчонок было невозможно. Перед тем как убить, над ними всласть поизмывались. Отрезанные груди, вспоротые животы, перерезанные шеи, вырезанные на живом теле пятиконечные звёзды. От увиденного меня охватила безудержная ярость. На машине, на которой мы приехали, разом, как от взрыва гранаты, лопнули все фары и стёкла.

Мой бессменный спутник Олег Седых попытался подойти ко мне, но я жестом остановил его. Ярость уже была взята под контроль, и я начал мыслить относительно спокойно.

– Кто первым обнаружил? – чуть хриплым голосом спросил я.

– Капитан Маргелов, командир одной из групп спецназа. У них раненый был, и они доставили его сюда, а тут такое.

– Василий Филиппович? Это хорошо. Ко мне его срочно.

Через четверть часа передо мной стоял капитан Маргелов.

– Товарищ генерал-лейтенант, капитан Маргелов по вашему приказанию прибыл.

– Вольно, товарищ капитан. Видал, что творят, суки? – Я кивнул в сторону разорванных палаток медсанбата. – Что, оставим такое без ответки?

– Никак нельзя без ответки, товарищ генерал-лейтенант. Такое не прощают.

– Тут ты прав. А значит, слушай боевой приказ, капитан Маргелов. Хоть из-под земли достань мне этих тварей. Кого сможешь, притащи сюда. Тебе придаются две транспортно-десантные вертушки и пара штурмовых в сопровождении. Не хотелось их светить раньше времени, но ситуация заставляет. – Я вплотную подошёл к Маргелову и, глядя ему в глаза, буквально прошипел: – Достань мне этих сук, Василий Филиппович. Очень тебя об этом прошу. И сам не вздумай там голову сложить.

Вестей от Маргелова не было четверо суток. В конце четвёртого дня пришёл сигнал от группы с просьбой о срочной эвакуации. Группа попала в окружение и вела бой. С ними было несколько пленных. Тут же по моему приказу в небо поднялись четыре вертолёта и пара эскадрилий истребителей-бомбардировщиков. Группу эвакуировали. Маргелов привёз из-за линии фронта пятерых пленных, а также троих своих убитых и троих раненых. Сам он тоже словил пулю в плечо, но упорно делал вид, что с ним всё в порядке.

Одного взгляда на пленных было достаточно, чтобы понять причину их жестокости. Трое из пяти были марионетками иллюминатов и имели в мозгу характерную чёрную паутину. Оставив пленных под присмотром, повернулся в сторону рядом стоящей КШМ[35].

– Капитан, за мной, – кивнул головой Маргелову. Забравшись в тёплое нутро машины, приказал:

– Показывай плечо.

– Да там ерунда, товарищ генерал-лейтенант, царапина.

– Показывай, тебе говорят. Или на тебя рявкнуть надо?

Маргелов с видимой неохотой снял тёплый бушлат. Плечо было умело перебинтовано, но судя по тому, что я увидел в ментальном зрении, рана была довольно серьёзной.

– Вот что, Василий Филиппович. То, что ты сейчас увидишь, об этом говорить никому нельзя. Никогда. Даже пьяным. Запомнил?

Маргелов кивнул, непонимающе глядя на меня. А я наложил руки на его рану и, прикрыв глаза, начал процесс исцеления. Мне было хорошо видно, как восстанавливаются повреждённые ткани, сращиваются нервные окончания, уходит чернота из ауры в месте ранения.

Через десять минут я открыл глаза, чтобы увидеть откровенно охреневший взгляд Маргелова.

– Это как это, товарищ генерал?