Николай Фомич, поддерживая под руки, помог мне добраться до нашего купе. Со стороны могло показаться, что хорошо подвыпившему пассажиру помогает дойти его более крепкий товарищ.
В купе, не обращая внимания на Настю, полностью разделся и как в тумане залез под душ. Контрастного не получилось, так как горячая вода таковой являлась довольно условно, скорее хорошо нагретая, зато холодная была действительно холодной. Я не знаю объёма бака с водой в нашем вагоне, но половину, если не больше, я точно вылил на себя. Пол часа точно стоял под холодными струями. Вода хорошо смыла усталость и негативную энергию.
— Настюууш?!
В приоткрытую дверь просунулась рука с халатом, расшитым золотыми (реально золотыми) драконами. Подарок читинских китайцев. Насте, кстати, тоже подарили расшитый халат, только с лотосами.
— Спасибо, моя хорошая.
— Пожалуйста, — ответила Настя, — ты там не околел?
— Да вроде нет пока, но горячего чая выпил бы с удовольствием. Пойду крикну проводнику и попрошу чай или просто кипяток.
Через 15 минут я сидел у окна и пил обжигающий ароматный чай из стакана в подстаканнике.
— Она будет жить? — задала вопрос Настя.
— Теперь да.
— Хорошо.
Ещё через пять минут Настя задала вопрос, который давно уже её мучил.
— Витя, а расскажи как ты ТАМ жил?
Я отставил в сторону опустевший стакан.
— По разному. Когда хорошо, когда не очень, а в последние 10 лет так и совсем не очень.
— А у тебя ТАМ была жена?
— И жена была и сын.
— И они остались там?
— Нет, они погибли. Нас троих сбила машина. Они умерли сразу, а я остался без ног и стал инвалидом и 10 лет провёл в инвалидной коляске.
Глаза у Насти округлились и в них буквально плескалось чувство жалости ко мне.
— А потом? — сквозь выступающие слёзы спросила она.
— А потом я там умер, — не стал вдаваться в подробности, — и вернулся обратно сюда.
— Ой, Витюша, мне так тебя жааалко, — с плачем она повисла у меня на шее.
— Ну, не плачь, моя маленькая котёнка, — я погладил сестрёнку по голове.
— Ты опять называешь меня маленькой!? — с наигранным возмущением спросила она отстранившись от меня.
— Ну хорошо, хорошо. Ты у меня теперь большая котёнка, — улыбнулся я, — давай слёзки вытру, — я взял в руки платок.
— Дай я сама, — Настя отобрала платок и промокнула глаза с истинно царственной грацией.
Через пару минут тишины она вновь задала вопрос, типично женский.
— Витюш, а твоя жена была красивая?
— Очень, — с улыбкой произнёс я, но перед глазами, почему-то, стояла не Марина, а Ольга.
— А как она выглядела?
— А ты её сегодня уже видела и даже познакомилась с ней.
Показалось, что я услышал звук от упавшей на пол Настиной челюсти.
— Ольга?! Так ты поэтому бросился её лечить?
— Не только поэтому. Девчонка умирала. Ей действительно оставалось жить день-два, а если повезёт, то три. Ты считаешь что я мог просто пройти мимо?
— Ой, прости, Витя, я не подумавши сказала. А она правда сильно похожа?
— Как две капли воды.
Так мы и проболтали, пока ночь не окутала всё своим тёмным саваном. Я рассказывал о своей жизни там, о Болике и Лёлике, которых Настя заочно полюбила как своих родных (кстати, она, пока была жива, и ТАМ их тоже любила не меньше, чем меня). Заодно рассказал о том, кем на самом деле были наши родители. О многом Настя и сама догадалась, но полностью всё узнала лишь от меня. Естественно попросил её об этом никому постороннему не рассказывать. Для всех наши отец с матерью охотник-промысловик и врач. Так и вели разговоры, пока Настя не начала клевать носом, потом улеглись спать.
Утром, проснувшись и умывшись, решили сходить на завтрак, а по пути проведать Стрельниковых. Настя одела тёмно-синее платье с белым воротничком и короткими рукавами, а я облачился в свою юнгштурмовку, опоясовшись ремнём с портупеей. Возле двери купе Стрельниковых остановились и, переглянувшись, постучались. Дверь открыл Николай Фомич. На лице у него была счастливая улыбка. Причина такого хорошего настроения сидела за столом и уплетала за обе щёки супчик из судочка, в каких разносят еду из вагона-ресторана.
— Здравствуйте! — первой среагировала Настя, — Оля, привет. Приятного аппетита.
— Доброе утро, — присоединился я.
Ольга быстро положила ложку, вскочила и, бросившись мне на шею, взахлёб зарыдала. Вот, мало мне было одной любительницы поплакать в мою жилетку, так получите ещё одну. Изобразив смущение (вот не в моём реальном возрасте смущаться от такого), я слегка приобнял девушку и по быстрому её просканировал. Всё просто замечательно. Сердце работает как новенькое, кровь бежит по чистеньким сосудам, а остальные органы потихоньку тоже приведём в порядок.
Ольга поцеловала меня в щёку, что мне очень понравилось, и, покраснев, быстро отскочила обратно к столу. На смену ей полезла обниматься и целовать мне щёки ей мать. Когда и Николай Фомич собрался было обнимать меня, я сказал, — А вот с вами, товарищ красный военмор, я целоваться категорически не буду, — чем вызвал всеобщий смех. Похоже у них в семье давно уже не смеялись, поэтому этот процесс доставил им всем огромное удовольствие.