Это нездоровое, если не сказать — шизофреническое, сочетание двух очень разных подходов продолжало действовать до 1947 года, когда Тито наконец понял его уязвимость. Будучи хитрым руководителем, Тито после 1945 года обеспечил себе иностранную помощь с двух сторон — от американцев с одной стороны и от СССР — с другой. Однако с началом холодной войны помощь со стороны Запада прекратилась, а последовавший в 1948 году разрыв с Москвой оставил Югославию в одиночестве, с угрозой возможного сталинского переворота. Парадоксально, но Тито противостоял Сталину и при этом подражал ему, но его стратегия была более централизованной и милитаристской. Именно в эти годы произошли самые жестокие репрессии, в том числе чистки «коминтерновцев» и строительство политической тюрьмы на острове Голи-Оток (Голый остров). Идеализм прошлого испытывал сильное напряжение. Джилас со злостью высказал министру внутренних дел Югославии Александру Ранковичу: «Мы сейчас относимся к последователям Сталина так, как когда-то относились к его врагам», на что Ранкович в отчаянии отвечал: «Не говорите так! Не говорите об этом!»{784}
Репрессиям, однако, сопутствовали кампании в поддержку рабочих, все это напоминало то, что делал Сталин в начале 1930-х годов[559]. Партия поощряла рабочих, когда они критиковали руководителей и экспертов, хотя это и приводило к потере контроля над рабочей силой.Эти годы были грозными и мрачными для Тито и его окружения, поскольку руководители постоянно опасались покушений, советского вторжения и экономического кризиса. Но в 1950 году пришло спасение в виде помощи из Америки. Соединенные Штаты очень хотели иметь союзника в коммунистическом мире, поэтому они решили «поддерживать Тито на плаву». Международный валютный фонд и Всемирный банк предоставили все необходимые займы. Займы, естественно, нужно было возвращать, а это означало, что бюджеты должны быть сбалансированными, что, в свою очередь, означало отказ от более радикальных социалистических экспериментов[560]
. Почти военная мобилизация должна была уступить место строгому учету и эффективности. Тем временем режим пошел на децентрализацию власти и официально передал всю собственность государства в руки так называемых советов рабочих[561]. Коммунистическую партию Югославии в угоду демократическим принципам переименовали в Союз коммунистов Югославии. И все-таки это была однопартийная страна, при которой «самоуправление рабочих» не означало того, что власть находится в руках трудящихся. Все руководители и управленцы находились под контролем, они должны были придерживаться плана, установленного центром. Такая демократизация, о которой трубили повсюду, в действительности являлась возвращением к словенской модели военного времени, а не к Марксу, это была власть руководителей и финансовых управленцев[562].