Коуту, писатель с весьма критическим отношением к марксизму Мозамбика (который он называл «марксианизмом из уважения к Марксу»), относился к установлению его в Мозамбике как к разновидности культа «карго» — двусмысленный символ западной модернизации, которую боготворили, но не понимали. Разумеется, «бренд» марксизма, продвигаемый африканцами бывших португальских колоний, находился на модернистском полюсе вестернизации. Это оказалось неожиданно: учитывая историю партии ФРЕЛИМО, можно было ожидать, что ее лидеры скорее последуют радикальному маоистскому подходу и используют опыт партизанской войны за независимость в управлении своей страной. Однако они решительно встали на путь советского марксизма{1123}
. Отчасти это решение стало результатом сотрудничества с Советами, но, как оказалось, это была также реакция на провал национальных форм социализма[763]. Еще Мао в начале 1950-х годов пришел к выводу, что националистическая версия сталинизма открывала путь в современный мир развивающихся городов и промышленности. Казалось, она срабатывала везде, так почему же не применить ее и в Африке?Во всяком случае, африканцы столкнулись с более серьезными трудностями, чем китайцы, попытавшись претворить этот проект в жизнь. Африканские государства были намного слабее. Ситуация усугублялась племенными, этническими и постколониальными разногласиями и проблемами. Как показано в рассказе Коуту, если марксизм-ленинизм и вдохновлял большинство населения, он все же оставался мечтой, еще более недостижимой, чем на его родине.
Следует отметить, что в Анголе и Мозамбике условия укоренения марксизма-ленинизма были весьма неблагоприятными. В отличие от колоний Британии и Франции, в которых после ухода империалистов сохранилась по крайней мере функционирующая законодательная база и административная система, новые режимы бывших португальских колоний после массового отъезда европейцев остались с горсткой образованных интеллектуалов и слабым государственным аппаратом. Кроме того, лидеры новых режимов были вынуждены национализировать большую часть промышленности и земельной собственности, чтобы заполнить вакуум, возникший после отъезда португальских промышленников и землевладельцев. Ангольский лидер Нето, закоренелый сталинист[764]
, в своих попытках преобразовать экономику действовал более осторожно, чем менее ортодоксальный Машел в Мозамбике. Машел считал, что независимость — прекрасная возможность превратить Мозамбик в модернизированное государство и преодолеть «отсталость», в которой лидер обвинял португальских эксплуататоров. В 1981 году он заявил: «Победа социализма — это победа науки, эта победа была подготовлена и организована с помощью науки. План — вот истинный инструмент научного достижения этой победы… Все должно быть организовано, все должно планироваться, все должно быть предусмотрено программой»{1124}. Жители Мозамбика должны были стать жителями современного процветающего государства. Науке следовало прийти на смену деятельности шаманов и церемоний вызывания дождя.